Игры с огнем (СИ) - Тыналин Алим
Постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Просторное помещение с высокими потолками напоминало алхимическую мастерскую средневекового волшебника. Десятки стеклянных колб и реторт на штативах, змеевики перегонных аппаратов, мерцающие спиртовки под пробирками. В воздухе висел легкий голубоватый дымок.
У дальнего стола, склонившись над микроскопом, сидел невысокий седой человек. Его аккуратная бородка и золотое пенсне придавали сходство с земским врачом дореволюционной эпохи.
— Владимир Николаевич, — негромко позвал я.
Профессор Ипатьев поднял голову. Его проницательные глаза за стеклами пенсне мгновенно оценили мой облик.
— Леонид Иванович! — он поднялся, отряхивая халат. — Наконец-то вы в Москве. Наслышан о вашем нефтепроводе, поздравляю с успехом.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Несмотря на возраст, а профессору перевалило за шестьдесят, его ладонь оказалась сухой и крепкой.
— Спасибо, что согласились встретиться, Владимир Николаевич, — сказал я, оглядываясь по сторонам. — Обстановка в столице непростая.
— Да-да, — профессор понимающе кивнул и указал на дверь в глубине лаборатории. — Пройдемте в мой кабинет. Там безопаснее для разговоров.
Крохотная комнатка за лабораторией едва вмещала письменный стол, заваленный бумагами, два стула и узкий книжный шкаф. На стене старая схема периодической системы Менделеева и портрет самого Дмитрия Ивановича в простой деревянной рамке.
Профессор прикрыл дверь и запер ее на ключ.
— Предосторожность не помешает, — пояснил он. — Мой ассистент, конечно, вне подозрений, но времена такие. Итак, рассказывайте, с чем пожаловали.
Я раскрыл портфель и достал запечатанный ящичек с образцами нефти.
— Привез вам последние результаты с промысла. Островский усовершенствовал процесс удаления серы.
Глаза Ипатьева загорелись профессиональным интересом. Он осторожно открыл ящичек, достал пробирку с темной жидкостью, поднес к свету настольной лампы.
— Заметно чище, чем два месяца назад, — заметил он, покачивая пробирку. — Цвет более равномерный, без характерной мути. Как достигли?
— Двухступенчатый процесс, — ответил я, разворачивая схему на столе. — Сначала обычная очистка щелочью для удаления основных сернистых соединений. А затем Островский предложил дополнительную обработку раствором хлористого алюминия в присутствии активированного угля. По вашей рекомендации, помните?
Ипатьев наклонился над схемой, изучая ее с жадным интересом истинного ученого.
— Интересно, весьма интересно, — пробормотал он. — А катализаторы?
— Вот здесь самое важное, — я достал еще одну схему. — Мы используем никель-молибденовый катализатор на алюминиевой подложке. Островский обнаружил, что при определенной температуре активность катализатора повышается в разы.
Следующие полчаса прошли в погружении в технические детали. Профессор задавал точные, иногда неожиданные вопросы, делал пометки в блокноте, временами восхищенно качал головой.
— А фракционный состав? — спросил он наконец.
Я протянул ему таблицу с результатами лабораторных испытаний.
— Вот, смотрите. После переработки получаем до тридцати процентов бензиновых фракций, около сорока процентов керосиновых и дизельных, остальное — мазут и тяжелые остатки.
Ипатьев надолго погрузился в изучение цифр, иногда тихо присвистывая от удивления.
— Феноменально, — произнес он наконец. — Для высокосернистой нефти это выдающийся результат. Не уступает бакинской по выходу легких фракций. А по некоторым параметрам даже превосходит.
— Именно об этом я и хотел с вами поговорить, Владимир Николаевич, — я понизил голос. — В Москве формируется комиссия по проверке эффективности нашего промысла. За этим стоит Студенцов и «Южнефть». Они хотят доказать, что разработка нашего месторождения нерентабельна и экономически необоснованна.
Профессор нахмурился.
— Неудивительно. Ваши успехи многим не дают покоя. Особенно тем, кто привык к монополии на нефтедобычу.
— Мне нужна научная аргументация, — продолжил я. — Доказательства, что наша технология переработки высокосернистой нефти имеет не только текущую, но и долгосрочную перспективу. Что это направление стратегически важно для страны.
Ипатьев встал и прошелся по крохотному кабинету, задумчиво поглаживая бородку.
— Сейчас все проверяют на соответствие генеральной линии, — пробормотал он. — Ищут не рациональность и эффективность, а соответствие политическим установкам. Нам нужно связать ваши достижения с индустриализацией и оборонным потенциалом.
Он вернулся к столу и быстро набросал план на листе бумаги.
— Смотрите. Первый аргумент — географический. Ваше месторождение находится в центральной части страны, защищено от возможных военных действий на границах. Это стратегическое преимущество.
Я кивнул, делая пометки в блокноте. Такой аргумент я уже использовал, когда обосновывал необходимость разведки нового месторождения. Ничего, скажу его снова. Повторение мать учения.
— Второй аргумент — технологический, — продолжал профессор. — Разработанные вами методы очистки высокосернистой нефти — это новое слово в нефтепереработке. Страна получает собственную передовую технологию, независимую от иностранных патентов.
— А третий?
— Экономический и оборонный одновременно, — Ипатьев понизил голос почти до шепота. — Высокое содержание серы в нефти — это не недостаток, а преимущество. Сера — ценное химическое сырье, особенно для производства серной кислоты, без которой невозможна химическая промышленность. И что крайне важно — производство взрывчатых веществ.
Он быстро нарисовал на листе химическую формулу.
— Видите? Нитрация органических соединений, ключевая реакция для производства взрывчатки, невозможна без серной кислоты.
Я внимательно слушал, понимая ценность этого аргумента. В текущей международной обстановке все, что связано с оборонной промышленностью, получало безоговорочный приоритет.
— Но этого мало, — продолжил профессор. — Нужно подкрепить аргументы практическими доказательствами. Я предлагаю провести прямо сейчас несколько экспериментов с вашими образцами. Покажем реальные преимущества вашей нефти для производства специальных топлив.
Он достал из шкафа крошечный стеклянный аппарат, напоминающий миниатюрную ректификационную колонну.
— Это мое последнее изобретение. Лабораторная установка для каталитического крекинга. Она позволяет моделировать промышленный процесс переработки в миниатюре.
Следующий час мы провели в основном помещении лаборатории, проводя серию экспериментов. Профессор работал с удивительной точностью и скоростью. Его руки, иссеченные морщинами и пятнами от химических реактивов, двигались с уверенностью опытного хирурга.
На одной из колб я заметил свежую этикетку с грифом «СОВ. СЕКРЕТНО».
— Что это? — тихо спросил я.
Ипатьев бросил быстрый взгляд по сторонам.
— Работа для авиационной промышленности, — шепнул он. — Высокооктановый бензин для новых двигателей. Ваша нефть, кстати, идеально подходит для этой цели после соответствующей обработки.
К концу экспериментов мы получили несколько пробирок с различными фракциями, полученными из нашей нефти. Профессор аккуратно запечатал их и подписал.
— Вот, — он протянул мне коробочку с образцами. — Здесь документальное доказательство ценности вашей технологии. В первой пробирке — авиационный бензин с октановым числом девяносто, во второй — специальное дизельное топливо для танковых двигателей, в третьей — пиролизная смола, исходное сырье для синтетического каучука.
Я аккуратно убрал пробирки в портфель.
— Спасибо, Владимир Николаевич. Это неоценимая помощь.
Профессор снял пенсне и устало протер глаза.
— Ваше дело правое, Леонид Иванович. Мы открываем новую страницу в отечественной нефтехимии. Иногда мне кажется, что настоящая промышленная химия в нашей стране только начинается.
Он помолчал, затем тихо добавил:
