Обсерватор - Антон Витальевич Демченко
И, раз уж у меня есть час свободного времени, решил я им воспользоваться и преподнести Дельфине заготовленный презент. А то запряжёт меня Просперо всякое отработанное масло за собой убирать, на несколько суток, и чёрт его знает, когда потом выпадет случай предметно извиниться перед дамой. Так что прихватил я бутыль и направился в медотсек.
— Доброе утро! — блеснул я здоровыми зубами.
— Угу, — не оборачиваясь, буркнула Дельфина, занятая копошением с какими-то приборами. — Чего-то хотел, Тони? — так же не оборачиваясь, бросила через плечо она.
— Уважаемая Дельфина, — торжественно начал я, даже откашлявшись для порядка. — Я вам искренне и глубоко благодарен за помощь, сочувствие, обучение. От всей души! Но, к своему прискорбию, вынужден признать, что по незнанию и из излишней поспешности расстроил столь прекрасного медика своим неподобающим поведением, пусть и продиктованным исключительно моим восхищением вашей красотой и очарованием. Стыд за содеянное и вина угнетают меня, донна Дельфина, и, хотя в моём скромном положении я не могу принести истинно достойный дар, всё же прошу не отказать мне в любезности, и принять сей презент. Надеюсь, он хотя бы отчасти поможет сгладить в воспоминаниях мою неловкость…
— А хорошо сказал. Несколько старомодно и излишне велеречиво, но… твой прогресс в изучении языка аэр определённо радует, — хмыкнула она, оторвав взгляд от приборины, ковырянием в котором не прекращала заниматься, пока я произносил свой спич. — А это что? — вскинула она бровь, указывая взглядом на бутыль.
— Это и есть мой презент. Собственноручно изготовленный от и до. Вкусный, ручаюсь, попробуйте!
— Хм-м-м… ну ладно, уговорил, — в два шага оказавшись рядом, Дельфина стремительно цапнула бутыль из моей руки, моментально свернула ей пробку и настороженно принюхалась, по всем правилам. То есть, не сунула сходу нос в бутылку, а лишь легонько помахала ладошкой над горлышком, нагоняя исходящий из бутылки аромат в лицо. Медик же. А ну как в сосуде гадость какая, вроде нашатыря? Техника безопасности, понимать надо! — Хм, а неплохо пахнет. Алкоголь и лимоны… — с этими словами она бросила взгляд на запястье, отягощённое неким внушительным браслетом, над которым сверкнула зеленью какая-то голограмма и, видимо проверив, не хочу ли я её травануть по широте душевной… усосала четверть бутыли, залпом!
— Знаешь, а на вкус тоже очень неплохо, — взглянула она на меня с неподдельным удивлением. — Нет, действительно неплохо, — Дельфина оценила послевкусие, закатив глаза. — Не знаю, как ты умудрился это сделать, ничего толком не имея, но молодец. Угодил…
— И прощён? — уточнил я, чем вызвал у медика короткий смешок.
— Прощён, прощён, — улыбнулась она. — Только не вздумай лапать меня за задницу… пока сама не предложу, — подмигнула она, подозреваю, не без участия немалой дозы алкоголя, успевшей ударить медику в голову.
— А предложите? — уточнил я.
— Нет, — выдала ещё один смешок моя собеседница. — По крайней мере, не сегодня… и вряд ли завтра. Ладно, иди уж, герой-любовник. А вообще — и вправду молодец, — задумчиво произнесла она, переводя взгляд с бутылки на меня.
Я, естественно, ушёл. И могу сказать честно — без сожалений. В конце концов, я сегодня не столько «подкатывал» к Дельфине, если начистоту, сколько… Ну, просто внимание женщине как к женщине — всегда приятно, вне зависимости от отношения к проявляющему это самое внимание. Если «не перегибать», конечно. Так что такой, лёгкий и не к чему не обязывающий флирт, без давления — только на пользу. Тем более что в моём положении любые хорошие взаимоотношения с местными сейчас, пожалуй, дороже золота… которого у меня всё равно нет.
Вернулся я в свой кубрик, и с удовольствием сделал глоток припасённого для себя лимончелло — вышло и вправду неплохо, а мне перед уборочными рудниками не помешает, для душевного спокойствия. Убрал свои запасы, да и двинулся в двигательный зал.
— А, уже припёрся! — приветствовал меня Просперо, выбираясь из развороченных недр какого-то механизма. — Что стоишь⁈ Бери тряпку, щётку, бутыль промывки из двенадцатого ящика — и за работу!
Тиран, деспот и некультурная личность, мысленно вздохнул я, промывая ядово пахнущей промывочной жидкостью (судя по запаху — с нашатырём) врученные мне механиком непонятные детали. И тут — мат-перемат и волна какой-то вонючей смазки на весь пол! Оттирая очередную деталь, и глядя на затылок «гнома», я лишь чудом удержался от желания настучать по нему сжимаемой в руках тяжёлой болванкой и высказать всё, что я о думаю о кривых руках, которыми сам Просперо меня попрекает чуть ли не ежеминутно! То есть, лапы, дескать, из неуместного места растут у меня, хотя я до сих пор ни одного косяка не упорол, а сам механоид даже таз под слив по-человечески поставить не может, а валит с больной головы на здоровую. Ну, истинно же подлючью хрень творит, подкидывая честным трудящимся лишней работы, и даже не извиняется! Эксплуататор и гад!
Эх, вот так и начинаешь понимать тёток-поломоек с их вечным: «куды попёрся по намытому, ирод!» — И шваброй гада, шваброй его!
— Убрался? — как ни в чём ни бывало проквакал Просперо, высунув наглое рыло из-за снятого кожуха очередной махины. Я молча кивнул. Механик окинул изучающим взглядом очищенный от результатов его косорукости покрытие пола и, изобразив снисходительность, махнул рукой. — Ладно, сойдёт. Слушай, Тони, — начал он с таким сволочным выражением лица (скрывал, но по глазам-то видно!), что я чуть не свалил из двигательного зала, но… удержался, зачем-то. Видимо, зря.
— У нас к чертям полетел сепаратор, — шмякнул он на пол извлечённый из недр какого-то агрегата весьма затрапезного вида деталь, растопырившую во все стороны затейливо изогнутые трубки… замызганные вусмерть.
— А для чего он? — поинтересовался я, разглядывая заляпанную маслом и
