Вадбольский 5 - Юрий Никитин
Раз заказчику безразлично, кого из суфражисток покалечат, лишь бы урон был позаметнее, то он точно не из их родни. Некая третья сила?.. Похоже, похоже…
Войну ещё и с этой третьей силой не потяну, это точно, и так жилы трещат. Но раз уж и сам собираюсь этот рейд сделать последним, заказчики нападения могут быть удовлетворены: я и эти великосветские барышни дальше идём врозь. И, скорее всего, больше в Щели не пойдут, я постараюсь изо всех сил. Во имя суфражизма и прогресса.
Так что этого врага можно переместить в конец списка.
Главное, что нужно мне?.. Безопасность суфражисток?.. Но, похоже, вскоре этот вопрос отпадёт сам по себе.
Будь это летом, солнце бы уже сияло над городом, но зима есть зима, и сейчас только середина долгой непроглядной ночи, по-российски холодной и резкой.
Когда я вернулся в гостиницу, морды у всех четверых водителей довольные, от двоих пахнуло хорошим вином, явно уже сбегали в буфет и, хорошо заплатив сонному сторожу, вернулись с добычей.
Антуан сказал истово:
— Ваше благородие, как хорошо, что наши хозяйки под вашим могучим крылом!
— Ну что вы, — сказал я скромно, — это я у них под высоким покровительством!
Выглядят очень довольными, явно наёмникам заплатили хорошо, и все деньги были при них.
— Хозяйкам не рассказывать, — предупредил я. — Им же надлежит быть трепетными, горячий кофий прольют, опять виноват я. Да и вопросы появятся, а зачем они вам?
Все истово закивали, я вошёл в свой номер и с удовольствием рухнул на кровать. Можно даже поспать два-три часа.
Как и повелел себе, хотя это не себе, а своему организму, он всё-таки в подчинении, проспал я три полноценных часа, чувствую себя полностью освежившимся, никаких укоров совести, не то время, но ещё некоторое время лежал в постели, чутко прислушиваясь к голосам в коридоре.
Сперва там прошебуршились уборщицы, поправляли коврики перед дверьми, обсуждали новых постояльцев, кое-что услышал интересное, кто бы подумал, молодец Аня Павлова, не ожидал от такой тихони, затем послышались звонкие голоса горничных, кому-то из жильцов потребовался завтрак прямо в номер.
Я дождался, когда моя команда направилась в зал для завтрака, пусть все займутся своими трюфелями, так ко мне меньше вопросов и придирок, ещё минут через пять сам вошёл в обеденный зал, напевая:
— Ну почему ко мне ты равнодушна?
И почему ты смотришь свысока?
Я не прекрасен, может быть, наружно,
Зато душой красив наверняка-а-А!.
Сюзанна обернулась первой, лицо озарилось, словно увидела принца на белом коне брабантской породы, воскликнула с энтузиазмом:
— Кто это равнодушен к нашему Вадбольскому?.. Покажите мне эту мерзавку, я сама удавлю голыми руками!
— Да, — поддержала и Изольда. — Кто посмел обидеть нашего общего любимца?
При слове «общего» Сюзанна чуть поморщилась, но тут же улыбнулась, общее пользование заканчивается, а дальше гордый барон будет снова в её единоличном распоряжении.
Глориана сказала холодно:
— Вадбольский, вы опоздали. Понимаете ли, что незадекларированным опоздунством ставите под удар всю нашу экспедицию?..
Я виновато развел руками.
— Ваша светлость, приношу самые искренние извинения. Я ж не Аскет, вот нечистый попутал выйти в такую чудесную ночь, вдохнуть чистый воздух…
— И пройтись по бабам, — произнесла она с великолепной надменностью.
Я ответил смиренно:
— Духом я силен, но плоть, увы, немощна… Не в том смысле, что немощна, а то уж и не знаю, что подумаете, но не такая стойкая, как мой несгибаемый ни в какую сторону дух. А плоть податлива, грешен, для неё не важно, и то, что бронзовый, и то, что сердце — холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское…
Она нахмурилась, что и понятно, нас с Маяковским никто не любит, вон трое суфражисток вообще брезгливо поджали аристократические губы, только Сюзанна смотрит с сочувствием, но у неё и губы не аристократические, а полные, как спелые вишни, да и притерпелась к моим странностям, что начинают казаться не такими уж и странными.
— Он опоздал только на завтрак, — сказала мягко Анна Павлова, — мы даже заказать ничего не успели. Садитесь, Вадбольский, не стесняйтесь.
Сюзанна охнула:
— Вадбольский может стесняться?.. Аня, я тебя люблю. Какая ты светлая душа!
Я вежливо опустился на крайний стул, вообще-то я не опоздал, но младшие по чину должны везде приходить первыми, так что неудовольствие Глорианы понятно.
Она кратко и чётко продиктовала, кто и что заказывает, даже мне заказала и так посмотрела, что всё понятно, шаг в сторону — попытка к бегству, можно стрелять на месте.
В сторону особо опасной Щели выехали ещё затемно, слабые фары с трудом освещают плохо пробитую несколько часов назад в снегу дорогу.
Когда мы подъехали почти вплотную к Щели, водители даже заволновались, они не защищены мощными амулетами, как суфражистки. Глориана вышла первой, старательно проверила оружие, доспехи и остальное снаряжение, я вытащил из сумки коробочку с четырьмя флакончиками.
Глориана покачала головой.
— Вадбольский, так мы никогда с вами не расплатимся.
— Вы уже расплатились, — сообщил я галантно, — вы как солнце освещаете нашу группу, я чувствую в вашем присутствии благоволение и неописуемый восторг… Глотайте сразу, не раздумывая, мерзость гадостная, зато с первой секунды всё увидите, как только, так сразу. И вообще несколько часов будете на взводе.
— Это как?
— Алертными, — пояснил я. — Бодрыми, никто не заснёт на ходу!
Она нахмурилась.
— Вы не очень-то, Вадбольский, и шуточки у вас не очень…
Ну да, добавил я молча, а торпеда-то мимо проплыла, но сказал смиренно и преданно:
— Делаю всё, чтобы заслужить ваше милостивое одобрение!
Подошли Иоланта с Сюзанной, Сюзанна что-то азартно доказывает принцессе Бургундии, та вскидывает брови, отвечает неспешно и с расстановкой, раньше было наоборот, Иоланта весело щебетала, а Сюзанна всегда с ледяным спокойствием созерцала, иногда небрежно роняла одно-два незначимых слова, скорее для поддержания разговора, чем для активного участия.
Похоже, её с детства приучили жить в ледяной броне, так безопаснее, и только я, не замечающий эти условности, медленно и упорно прогрызаю бреши в её панцире. И вот сейчас она почти человек, смеётся и шутит, ведёт себя активно, даже сама ещё не замечает изменений в себе, но подруги уже заметили.
Глориана перевела
