Красная дорама (СИ) - Денис Георгиевич Кащеев
— Да, конечно, всегда готов оказать полное содействие компетентным органам! — горячо заверил я, проглядев протокол и поставив, где надо, закорючки, мало-мальски похожие на красовавшуюся в моем удостоверении личности.
— Также от имени полиции Пхеньяна позвольте выразить вам благодарность за проявленные смекалку и самоотверженность! Если бы не вы, товарищ Мун и ее маленький сын наверняка бы серьезно пострадали!
Да уж, не то слово…
— На моем месте так поступил бы каждый! — скромно потупился я.
На этом мы с товарищем лейтенантом и расстались.
6. Дорога домой
По пути от здания полицейского участка к воротам я зачем-то снова задержался возле стенда с фотографиями. Вгляделся в сияющее лицо Высшего Руководителя — как я понял из подслушанной недавно беседы в очереди, именно так чаще всего титуловали нынешнего главу страны. Окинул взглядом подобострастные фигуры окружавших молодого лидера военных и полицейских чинов — в подавляющем большинстве, будто для пущего контраста, людей достаточно пожилых. Все как один те были с тетрадочками в руках, в которые что-то сосредоточенно записывали — не иначе, мудрые указания дорогого Вождя.
Меня вдруг неудержимо пробило на смех. Пожалуй, не столько от увиденного на фото — в конце концов, ну, что такого: начальством ставятся насущные задачи, так почему бы в самом деле их сразу не зафиксировать, чтобы ничего потом не забыть и не перепутать? А что совещание проводится не за казенным столом, а на ногах — так некоторым российским или южнокорейским чиновникам тоже было бы полезно немного размяться! С привычной мне колокольни выглядит все это, конечно, довольно комично — но так уж тут принято, а как говаривал мой первый босс, учивший меня азам работы с людьми, в чужой монастырь со своим самоваром не лезь!
Так что, скорее всего, это мое хихиканье — которое мне лишь огромным усилием удалось сдержать до ворот — было чисто нервным. Запоздалой разрядкой организма после случившегося на остановке — до кучи на фоне общего абсурда ситуации: как ни крути, я сейчас выходил из северокорейского полицейского участка. Откуда, по логике обволакивающего КНДР мифа, так просто, наверное, не возвращаются. Нет, понятно, что опрашивали меня в качестве свидетеля, но как любил повторять другой мой бывший шеф, тертый калач старой закалки, был бы человек — а уж статья найдется…
— Чон, ты это чего? — закономерно удивился моему внезапному веселью Пак.
— Видимо, радуюсь, что живой, — хмыкнул я.
— Есть чему! — по-своему понял меня коллега. — Когда ты наперерез тому мотоциклу рванул — я уж подумал: все, будем тебя до ночи от тротуара отскребать!
— Не дождетесь, — хохотнул я.
— В смысле? — нахмурился мой спутник — по-корейски привычное мне крылатое выражение и впрямь прозвучало неуместно.
— Кажется, заговариваюсь уже, — буркнул я. — Шкафом по черепушке — это тебе не шутка! Так что не обращай внимания…
— Кстати, за шкаф — прости! — потупился старший курьер. — Доктор У ведь прав — это была моя вина… Но я же не нарочно! Задумался просто, вот и… — покаянно развел он руками.
— Да, опасное это дело — невовремя задумываться, — кивнул я.
— Что?
Блин! А опрометчиво языком молоть — втрое опаснее!
— Да говорю же: бред бессвязный несу! — поспешил отмахнуться я. — Последствия сотрясения мозга — у меня и справка есть! Так что не бери в голову! А насчет утренней истории со шкафом — тем более забей. Проехали!
— Как скажешь, дружище! — тут же повеселел Пак.
За этим бойким разговором мы вернулись к остановке. Троллейбус, водителя которого забирали вместе с нами в полицию, уже уехал. Обломки мотоцикла с тротуара тоже успели убрать, и сейчас на месте последнего пристанища разбитого байка суетились две девочки-подростка в одинаковых темно-синих юбках и коротких пиджачках — видимо, школьной форме — и гигантских, концами до пояса, алых галстуках а-ля пионерские или скаутские. Приглядевшись, я понял, что они старательно оттирали тряпками с асфальта потеки разлившегося масла и следы копоти. Рядом мальчик приблизительно их возраста, в такого же цвета костюмчике и тоже при красном галстуке, сосредоточенно водил широкой малярной кистью по пострадавшему в ходе аварии фонарному столбу.
В общем, похоже, еще каких-нибудь четверть часа — и ничто уже не будет напоминать о недавнем происшествии. Любопытно, конечно, что чистоту на улице наводят некие школьники, а не профессиональные коммунальные службы… Детский труд, все дела… С другой стороны, по их виду особо не скажешь, что данное занятие им в тягость — может, даже рады-радешеньки, что сняли со скучного урока!
На этот раз долго ждать троллейбуса нам не пришлось — тот подкатил через считанные минуты. Правда, если предыдущий «рогач» выглядел вполне современно — такой нестыдно было бы выкатить и на московские дороги, не изведи в 2020-м столичная мэрия городские троллейбусы как класс — то этот экземпляр приехал сюда будто прямиком из прошлого столетия, да еще и не из самого его конца. Впрочем, доживавшей свое развалюхой он отнюдь не выглядел: был чистенький, аккуратно покрашенный, разве что слегка поскрипывал на ходу. А что дизайн допотопный — так ли это важно? Даже прикольно, на самом деле…
Так что причиной нового приступа моего смеха был не старый троллейбус сам по себе — а гордо украшавший его борт ряд маленьких красных звездочек. Подобные отметки красные соколы когда-то наносили на фюзеляжи своих истребителей, по штуке за каждый сбитый фашистский самолет («Сколько рисовать, две?» — «Две… Тут одного пока завалишь запаришься»). Оставалось лишь догадываться, в каком бою столько раз отличился заслуженный троллейбус-ветеран. Может, в молодости таранил сеульские автобусы в переулках?
Шучу, конечно. А что глупо шучу — так сказал уже: головой болею, на то и справка имеется!
А вообще, странно: совсем несвойственно мне подобное легкомыслие. С другой стороны, прежде я как-то и в чужое тело не вселялся, и в будущее не имел привычки заглядывать…
Но нет, нужно, конечно же, спешно брать себя в руки. Иначе до добра меня эта неуместная веселость не доведет. Как говорится, хорошо смеется тот,
