Красная дорама (СИ) - Денис Георгиевич Кащеев
— Ты сам-то что-нибудь будешь брать? — обернулся ко мне спутник.
— Да надо бы… — пробормотал я: большой вопрос, оставил ли мне дома прежний хозяин тела хоть крошку съестного. — Вот только что-то у меня малость голова кружится, — ловко прикрылся я своей травмой. — Лучше тут, у входа тебя подожду…
— Давай тогда я тебе что-нибудь возьму? — ожидаемо вызвался Пак.
— Ну, будь столь добр… Чего-нибудь простенького, дешевенького — но чтоб и сегодня поужинать, и завтра позавтракать…
— Гречневой лапши! — предложил мой коллега. — Она здесь всего по пятьдесят вон, насколько я помню.
— Да, самое то, — согласился я — и полез в карман за деньгами.
— Не надо, я же тебе как раз сотню должен — вот и сочтемся, — угадал мое намерение Пак, остановив меня решительным жестом — и пристроился к очереди к прилавку.
Процедура покупки здесь оказалась небанально-трехэтажной. Сперва нужно было отстоять к продавщице, назвать ей облюбованный товар, после чего она выписывала тебе на бумажке чек. С ним требовалось проследовать в кассу — к огороженной будочке неподалеку от входа. Приняв плату, кассирша шлепала на твой чек синюю печать, и с этим документом ты возвращался к прилавку. Целая история, в общем!
Худо-бедно разобравшись со здешней хитрой процедурой, я переключился на изучение ассортимента на полках. Те отнюдь не пустовали, но и особого изобилия посетителям не предлагали. Несколько видов круп — причем, подсознательно ожидавшегося риса среди них я не углядел. Пара-тройка вариантов лапши. Какие-то консервы, разнообразные сушеные травки, печенье, чай. Наваленная горой картошка и еще какие-то овощи рядом. Что-то без названия в большой деревянной бочке. Не совсем понятного происхождения лимонад. Наконец, пиво в больших — думаю, 0,7 литра — стеклянных бутылках — ценник на хмельной напиток мне, правда, от двери виден не был, а проталкиваться к прилавку, чтобы его рассмотреть, я не стал.
Это что касается продуктов, но продавалась здесь отнюдь не только еда. Представлены были также детские игрушки — и довольно яркие — бытовая химия и почему-то женская обувь. Еще имелся уголок канцтоваров — возле него народу было меньше всего, и я разглядел среди прочего особые тетрадки для записи изречений Вождей. Представлены они были в трех вариантах — по числу возможных авторов цитат. При этом, как оказалось, мысли обоих покойных лидеров страны следовало фиксировать на бумаге под красной обложкой, а указания действующего Высшего Руководителя — почему-то под зеленой. Прям несусветный либерализм какой-то!
В общем, зашел я ни разу не в супермаркет, но вроде бы в неплохое местечко, не хуже какого-нибудь российского провинциального сельпо — понятно, с местной спецификой.
Между тем, отстояв все три положенные местным ритуалом очереди, вернулся Пак — с двумя пакетами. Один — что был поменьше — он отдал мне… И что-то тот был тяжеловат для двух упаковок сухой лапши!
— Еще готовое кимчи урвал по уценке, — пояснил, заметив мое недоумение, старший курьер. — Ён Хи, — кивнул он за спину в направлении продавщицы, — сказала, что хорошее, можно брать — все, что действительно испортилось, она уже выбросила. Сам понимаешь, мне Ён Хи врать не станет!
— Сколько с меня? — я потянулся к бумажнику.
— Да нисколько, — отмахнулся коллега. — Я же говорю: уцененка, там и говорить не о чем. Считай, что это тебе от меня в порядке извинений за шкаф!
— Спасибо, дружище, — церемонно поклонился ему я — про себя подумав, что коли уж так, мог бы «в порядке извинений» и бутылочку-другую пива пострадавшему товарищу поставить.
Ну да нет — так нет.
Мы вышли на улицу и наконец направились домой.
7. Инминбанчжан
Нужный нам с Паком дом стоял в глубине квартала. Асфальтовая дорожка, что вела к нему от магазина, едва свернув за первую от магистральной улицы линию зданий, тут же густо покрылась трещинами и усеялась выбоинами, а затем, буквально через пару десятков шагов, и вовсе превратилась всего лишь в утоптанную тропинку, с одной стороны зажатую бетонным забором, а с другой — обрывом какого-то заброшенного котлована. Стежка выглядела хоженой, но временами ныряла в обширные лужи, обогнуть которые в силу упомянутых мной особенностей маршрута было бы затруднительно — к счастью, через препятствия были предусмотрительно перекинуты широкие доски, позволявшие пройти, не замочив и не испачкав ног.
Но вот яма котлована осталась позади, закончился и забор — и мы оказались в прямоугольном дворике, с трех сторон окруженном мрачноватыми серыми пятиэтажками. К правой ножке этой импровизированной литеры «П» — если завалить ее набок, получится корейская буква «тигыт» — мы со спутником и направились. Ну, то есть, понятно, Пак направился — а я чутко подстроился.
Всего в доме имелось четыре подъезда, и возле крайнего левого — судя по всему, как раз нашего — деловито копошились несколько женщин, в своем большинстве — в достаточно почтенном возрасте. Подойдя ближе, я рассмотрел, что это они аккуратно высаживали на клумбу какие-то оранжевые цветочки, вроде бархатцев. При нашем появлении самая молодая с виду из садовниц, дородная особа лет сорока пяти, степенно поднялась с земли. Вытерла руки об и без того замызганный рабочий фартук, что был на ней надет поверх выцветших штанов и куртки — судя по цвету и фасону, в прошлой жизни явно считавшихся военной униформой — и решительно направилась нам наперерез.
— Добрый день, тетушка Мин! — остановившись, с глубоким поклоном слащаво приветствовал женщину мой коллега.
— Здравствуйте! — не преминул я повторить телодвижения спутника.
Мин? Где-то я недавно эту фамилию уже встречал… А ведь она здесь не самая распространенная, не Ким, не Пак и не Ли, которых вместе, наверное, наберется половина Кореи — по крайней мере, на Юге так.
Впрочем, любых Минов или, вон, Чонов, вроде меня, среди корейцев куда больше, чем у русских Ивановых и Петровых, даже вкупе с Сидоровыми.
— Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди, — скептически на нас прищурившись, выговорила между тем садовница. — Какими судьбами средь бела дня? Вас что, с работы обоих уволили?
— Что вы, тетушка Мин, за что же нас увольнять? — ощерился
