Время перемен - Владимир Владимирович Голубев
Никольский устал – не будучи любителем светских развлечений, он не испытывал удовольствия от признаний окружающих в его исключительной гениальности, считая, что пишет исключительно для развлечения и особенного таланта к этому делу не имеет. А уж «дрыгоножество» ещё совсем не старого учёного просто утомляло. Танцевать он, конечно, умел, хоть и стеснялся своей небольшой хромоты, однако, его слишком раздражали влюблённые взгляды девиц. Он вообще не считал сих особ сколь-нибудь серьёзными и разумными существами, отметая саму возможность ответить какой-нибудь из сановных дочек взаимностью.
- Господин Никольский! Разрешите отвлечь Вас от развлечений… — глубокий, немного грудной, женский голос оторвал Аникиту от мечтаний о том, как он покинет этот неприятный круг и вернётся к себе в лабораторию в Гатчину, может быть, сначала поднимется в небеса, посмотрит на мир сверху и вернёт себе снова нормальное состояние духа.
К нему тихо подошла молодая рыжеволосая девушка с чуть вздёрнутым носиком и хитрыми зелёными глазами. Она немного прислонилась к колонне и внимательно изучала его.
- Прошу прощения, не имею чести… — рассеянно произнёс учёный, — Вы, видимо, желаете рассказать мне, как Вам нравятся мои романы, и сообщить, что следующая книга непременно должна быть о романтичных индейцах Новофранцузского наместничества, кои сейчас однозначно в моде?
- Ну, если желаете, то я, конечно, читала все три «Приключения капитана императорского флота Ивана Шубина», а также «Записки криворожского обывателя» и «Сущую безделицу», но мне больше по душе Ваши «Замечания о течениях небесных» и «Размышления о природе подъёмной силы газов». Да, по-моему, Ваш следующий роман должен быть о полёте на воздушном шаре через Азию и Великий океан, а зовут меня Екатерина. – с едва скрываемой усмешкой произнесла девушка.
Никольский сперва оробел, а потом, наоборот, решил продолжить столь странно начавшуюся беседу, к тому же «хитрая Катя», как про себя он тотчас же стал называть столь учёную девицу, совсем не стремилась её прекращать и по-прежнему внимательно его рассматривала.
- Откуда Вы могли узнать, что мой следующий замысел именно рассказ о чудесах небесных стихий? Да и, всё же, с кем имею честь?
Та в ответ тихо загадочно рассмеялась и тем не менее проговорила:
- Кто я такая? Путь я для Вас останусь пока только Екатериной! А про никосферы… Кстати, Вас не раздражает, что они так называются?
- Раздражает, безо всякого сомнения! – начал увлекаться разговором учёный, «хитрая Катя» словно читала его мысли, уже второй раз подхватывая идею, которая успевала у него оформиться в голове, но на языке ещё не появилась, — Мне предпочтительней называть их воздушные шары, благо так стали говорить гораздо чаще.
- Вы – скромны… Так вот, Ваши работы в последнее время всё больше направлены на выяснение не только способов более уверенного управления воздушными шарами, но и причин оного, а также на поиск способов длительных путешествий по воздуху. Без сомнения, столь кропотливая работа в этой области должна повлечь за собой и художественный рассказ именно об этой части мироздания.
- Бог ты мой, так Вы не только прелестны, но ещё и весьма образованы и просто умны, сударыня!
- Вы флиртуете со мной? – улыбнулась девушка.
- Я сообщаю очевидные факты! – церемонно поклонился Аникита.
Молодые люди одновременно не выдержали и засмеялись.
- И что Вы думаете, Катя, если позволите мне себя так называть, каковы перспективы моих исследований? – ещё смеясь продолжил разговор учёный.
Девушка в отчёт благосклонно кивнула и ответила:
- Мне видится, что именно работа со сжатием, охлаждением и нагревом газов – ключ к пониманию процессов движения корпускул. Впрочем, так же думал и великий Ломоносов.
- Вы читали труды Ломоносова?
- И даже неопубликованные работы! Алкивиад Афанасьевич мне благоволит.
- Вы знаете самого́ Пискунова! О!
Так, молодые молодые люди непринуждённо болтали и болтали. Бал уже закончился, а они никак не могли наговориться… Гайдуки, которые сопровождали младшую дочь Екатерины Великой, своё присутствие не демонстрировали, продолжая тихо оберегать покой предмета охраны, именно так, как велел им сам государь.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
- Забавный он, этот твой прапорщик, Збышек. – с задумчивой полуулыбкой медленного проговорил огромный подполковник Соломин, — Чем-то на покойного Ваську Самойлова похож, взгляд такой же – словно куда-то далёко-далёко смотрит…
- И ты, Матюха, такой же был! Просто со стороны себя ты не видел. – отвечал другу Прондзинский.
- Наверное, брат. Но только вот, всё одно, как мальчишку этого увижу, Ваську вспоминаю. Должны были мы с тобой в бою погибнуть, а вот он жить. Такую карьеру ему прочили в науке, разве ж так могло случиться, а?
- Сам много об этом думаю. Вот судьба-то… Ладно, слышал, Академия наук готовит издание его трудов?
- Слышал, Збышек, слышал. Три тома целых… А ты сына-то его видел?
- Не довелось – его жена в Петропавловске осталась жить, а я туда не доехал. Только отписались мне из канцелярии наместника, что ни в чём недостатка Самойловы знать не будут. А сама Анна-то его по-русски писать пока не научилась, что тут сказать…
- Да и мне тоже так отписались. Вот будет у меня время, непременно съезжу к ним, посмотрю на Василия Васильевича!
- Да когда ты, Матвей, такое время найдёшь? Служба же! Только после отставки, но, поверь моим словам, быть тебе генералом! Расскажи-ка мне лучше, что ты там в Варшаве на сейме видел? Чай не просто так тебе за Польшу Святого Иоанна дали.
- Можно сказать, что и просто так… Румянцев мне орден выхлопотал за то, что я удачно Замойских уговорил не вылезать сейчас с предложением польской короны Павлу Петровичу – государь сильно не желал этого.
- Да уж, сейчас тянуть в Россию всех этих пруссаков, поморян, силезцев, да и поляков недосуг. В их дрязгах навсегда можно застрять, пусть они пока промежду собой разберутся, а нам вон с Литвой, Галицией, Мемельским краем возится ещё долго, да и Курляндия ещё далека от нормальных порядков.
- Ты прям как природный русак говоришь, Збышек! –
