Сфера времени - Алёна Ершова
— Чем побалуешь нас перед отъездом? — спросил он «кухаря».
Парень разулыбался.
— Просо со шкварками и диким луком, — сказал он громко. И уже намного тише добавил: — А шкварочки-то у нас гусиные.
— Где взял? — одними губами поинтересовался Юрий.
— Младшая дочь старосты. Щедрая девица. Во всех отношениях!
Десятник только головой покачал. Кто-кто, а их гусляр Стоян знал, как общаться с девушками, а те в свою очередь знали, где яблок моченых для дружины достать да пирогов румяных. Так и делились знаниями то в хлеву, то на сеновале.
Ели быстро, но без спешки, вычищая котелок до блеска. Когда последней краюшкой хлеба нутро кормильца было начисто отполировано, его смазали жиром, обернули промасленной тряпицей и убрали в мешок, бережно пристёгнутый к луке седла.
Не успел проораться тощий хозяйский петух, как десять конников на низкорослых лошадках покинули не слишком гостеприимный двор.
Ехали весь день. Утренний назойливый дождь незаметно превратился в снег. А после и вовсе поднялась метель.
Отчетливо и явно вилась черной лентой лесная дорога. Говорят, по ней дважды ходил в земли вятичей сам великий князь Владимир[9]. Десятник же ездил здесь по три раза за лето, зная каждый куст, каждую корягу. Но сегодня в носу у него было слякотно, горло саднило, мысли в голове ворочались вяло, а руки примерзли к поводьям. Метель слепила глаза, заставляя жмуриться. Воин и не заметил, когда свернул не туда, уводя свой отряд в глухую чащу.
Плутали они долго. Так и не показавшееся за весь день солнце погибло, проиграв свой ежедневный бой тьме. Взойдет ли оно завтра? Юрий надеялся, что да. Увидит ли его отряд это чудо? Тут уже были сомнения. Слишком легко они были одеты. Слишком сильно тянул староста с ответом, задерживая отъезд. Слишком долго осень ласкала теплыми днями, скупясь даже ночью посеребрить траву. Расслабились, понадеялись, что Кощун в этот раз не вспомнит о них, пройдет мимо. Но нет, вот уже морозец кусает лицо, слепит, навевает сон, остужая молодую кровь. Мокрые шерстяные плащи сковало ледяной коркой, руки примерзли к поводьям.
Буря всё усиливалась. Высокие сосны трещали, стонали, сгибаемые ветром. Лошади фыркали и прижимали уши. Юрий понимал, что пора принять решение, остановить отряд, собрать лапник, развести костер, но однообразные голые деревья гнали вперед, не позволяя задержаться.
Вдруг кто-то из отряда крикнул:
— Свет! Гляньте! Да гляньте же!
Юрий был уверен. Нет, он точно знал, что ничего не увидит, но всё равно поднял голову. Вдалеке, сквозь снежную пургу, им подмигивал желтый светлячок.
— Леший путает, — пробормотал десятник и перекрестился. Наваждение никуда не делось. Костеря себя за доверчивость, он направил коня туда, где трепетал огонёк надежды.
Неожиданно они уперлись в частокол. Светило из небольшого окошка одного из срубов за оградой. Высоковато для избы, но низко для терема. Юрий пригляделся: домик стоял на четырех пеньках. Воин готов был поклясться, что пеньки эти уходили корнями в землю.
— Куда же это нас занесло? — задумчиво произнес десятник, спрыгивая с коня. Замерзшие ноги слушались плохо. Он прошелся вдоль забора, ища вход. Нашёл. Прислушался, не выбежит ли пёс, извещая хозяев о незваных гостях. Нет, во дворе стояла мертвецкая тишина. Только кони похрапывали в отдалении.
Свет горел в одном из окон-продух, затянутых бычьим пузырем. Мужчина обошел дом кругом, про себя подумав, что если бы он прибыл один, то скорее б всего изба повернулась, вставая нужной стороной.
Поднялся по незамысловатой лесенке на крыльцо. Громко постучал и тут же отворил дверь, а после зажмурился от яркого света.
* * *
Этот день для Ефросиньи ничем не отличался от вчерашнего, и от позавчерашнего, и от позапозавчерашнего, и от любого другого за последнее время. После праздника осеннего равноденствия у её забора появились многочисленные дары, но дети больше не приходили. Сезон инициаций подошел к концу.
Первым делом Фрося разобрала подарочки, чуть не плача от радости, глядя на них. Удивительно, как за каких-то жалких три месяца поменялись её приоритеты и ценности. Как мало ей стало надо для того, чтобы чувствовать себя счастливой! Право слово, чем больше благ мы имеем, тем более усилий для достижения счастья тратим.
Среди подношений был мешок тёрпко пахнувшей шерсти, мешок чёсаного золотистого льна, несколько корчаг, наполненных доверху крупами, плетёный туесок с яблоками, бочонок пива, живая курица, полный горшок топленого жира, соль, мёд, ржаная мука, несколько вилков капусты, кусок выделанной кожи, пара ещё влажных бычьих пузырей и маленький кожаный мешочек, в котором лежал искусно вырезанный костяной гребень.
«Хоть замуж иди с таким приданным», — усмехнулась Фрося, разнося добро по закромам и мысленно составляя план работ на ближайшие дни. Со льном пока ничего делать не надо. Прясть да ткать можно зимой, а вот шерсть необходимо вымыть и высушить.
Курицу Фрося пока поселила в сарае. Летом она с детьми там всё расчистила и собрала даже небольшую экспериментальную печку с деревянной трубой, облепленной глиной. Птицу так и оставила в плетеной клетке, налив воды и насыпав немного крупы. Тратить на пеструшку драгоценные злаки было жалко, но чем ещё кормить животное, женщина не представляла.
Разложив всё добро по местам, она взяла шерсть, дугу с привязанным к ней мешком, корзинку и отправилась к реке. Там хорошенько промыла руно и повесила его сохнуть. А пока собрала водные орехи чилим, со вкусом которых её познакомила одна из девочек, страшно удивившись от того, что Яга такой продукт не знает. Набрала корней камыша. Для еды он уже был жесткий, но Фрося хотела залить его водой, чтобы попробовать получить сахар.
Достала из ловушек рыбу и отправилась домой. Там первым делом выпотрошила и засолила улов. Пересыпала в мешок водный орех и залила корни водой.
К жизни в лесу женщина постепенно привыкла. Её не пугали больше ночи в одиночестве, насекомые, снующие всюду. Она не боялась заблудиться, сойдя с известной тропинки. Фрося научилась быстро греть воду и мыться, приспособилась к сотне мелких бытовых вещей, от которых ещё недавно приходила в ужас. Сильно смущало её только одиночество. Отсутствие детей уже наводило тоску, а что будет зимой, страшно даже представить.
Еще очень расстраивало отсутствие привычной еды. Не хватало нормальных фруктов, красного перца, молока, сыра, вина, масла. Даже элементарный салат из зелени заправить было нечем. Вся еда казалось однообразно пресной. Тот минимум приправ, который ей был доступен, спасал положение лишь отчасти. Про сладости и речи не было. Только мёд. Поэтому однажды заприметив в лесу можжевеловые заросли,
