Убей-городок. Книги 1-2 - Евгений Васильевич Шалашов
В отделе кадров Людмиле не отказали, но и не сильно обнадёжили. Предложили поработать на берегу, проявить себя, и может быть, на следующую навигацию и получится в плавсостав перейти. А когда она из конторы вышла, видит — неподалёку от портовых ворот Рыбаков с двумя милиционерами разговаривает. Она хотела подойти, но тот ей головой покачал: не подходи, не признавайся. Она и не подошла. А больше Рыбаков у неё не появлялся.
— Что ж, придётся воспользоваться вашим гостеприимством. — нахально заявил Митрофанов и, увидев удивление женщины, пояснил, — сумочку осмотреть надо. Вы как, сами отпроситесь или нам похлопотать?
— Нет уж, избави бог! — заявила Людмила. — Я лучше сама.
— А у вас телефон дома есть? — крикнул Митрофанов вслед уходящей женщине.
— Да вы что! — искренне удивилась она. — Увидите мои хоромы, сами поймете.
По дороге Людмила говорила без умолку. Было видно, что начав рассказывать про этого злыдня, она уже не могла остановиться. И про то, что мать как-то быстро угасла после той новости. И про то, что Рыбаков расстроил её свадьбу с одним хорошим человеком. Уж всё было на мази, как говорится, и тут появляется он, как чёртик из табакерки: привет, сестрёнка! Николай, конечно, с вопросами, откуда такой «братик» выискался? Он всё про семью знал и отца Семёна Ивановича знал раньше и уважал очень. Знал, что детей в семье больше нет. А когда узнал, что этот хлюст ещё и ночует в доме…
На этом месте своего рассказа Людмила надолго замолчала. А потом закончила так:
— Не поверил мне тогда Николай. И я бы на его месте не поверила. А теперь у него семья хорошая, дети уже большие.
Она вздохнула.
— Теперь понимаете, почему я бы его своими руками…
— Но ведь вы же разумная женщина, — начал я. — Не могли же не понимать, что это развод чистейшей воды. Обман, то есть, — быстро поправился я, когда Людмила недоумённо взглянула на меня. Видимо слово «развод» было ещё не в ходу.
— А если правда? — тихо спросила она. — И как тогда жить, если оттолкнёшь? Да ещё такого непутёвого? Непутёвых-то всегда жальчее.
Мы с Джексоном лишь покивали. Что правда, то правда.
— Да вот и мой теремок, — перебила Людмила свои грустные мысли и указала рукой на небольшой домик с палисадником.
Митрофанов тут же остановил нас жестом руки.
— В доме кто-нибудь есть?
Получив отрицательный ответ, задал следующий вопрос:
— Как запирается дверь, на внутренний или на навесной?
Потом задал ещё несколько вопросов и велел нам немного погулять, пока он тут кое-что посмотрит. Пока он ходил на разведку, я украдкой посматривал на Людмилу. Разговор после её рассказа заводить как-то не хотелось. Молодая ещё женщина и даже красивая. Могла бы свою жизнь и получше устроить. Чем она заслужила себе такое «счастье», что этот урод выбрал именно её объектом своего внимания? И вот сейчас, даже не особенно интересуясь, а что нам, собственно, надо, взяла и открылась нараспашку. Сорвало, видимо, все предохранительные клапана, заставлявшие её молчать обо всём. А может и некому было рассказывать?
Глава двадцать вторая
Куй железо, не отходя от кассы!
Про «серпастый и молоткастый» паспорт сказано много. Но скромный зелёненький «основной документ, удостоверявший личность гражданина СССР», образца 1953-го года для милиции гораздо милее. И вовсе не из-за наличия в нём пунктов о национальности и о социальном положении, о чём в более поздние времена любили горячечно помитинговать непримиримые борцы за собственное представление о свободе личности. В этом паспорте содержались не всем понятные сведения о судимости владельца и понятные всем сведения о месте работы. У Рыбакова был именно такой паспорт. Почему, когда в стране уже началась кампания по выдаче «краснокожих паспортин» с огромным гербом СССР на обложке, ему выдали паспорт старого образца? Не иначе складские запасы тратили, чего ж добру пропадать? А что, вполне рачительный подход в условиях растянутой на годы паспортной реформы.
Мы обнаружили сей документ в вещах Рыбакова, а больше там ничего интересного и не было за исключением изрядной пачечки разномастных купюр, перехваченной аптекарской резинкой. Я прикинул на глаз: наверное, год моей работы, если ничего не тратить. Не всё, получается, наш герой на погибель свою Баранову оставил, а может разжился новеньким по пути в Ярик.
— Ну что, понятые нужны. Алексей, пробеги по соседям, — распорядился Митрофанов на правах старшего по званию и по возрасту (это он так думает, усмехнулся я про себя).
— Да вы что, ребята! — побледнела хозяйка. — Помилосердствуйте! У нас же тут деревня почти. Все по сто лет друг друга знают. И всё, что тут происходит — тоже. Мало мне косточки поперемывали: одинокая с ребёнком, нагуляла, значит, в подоле принесла. И ещё всяко разно, говорить не буду, как. Я-то ладно, обтерпелась уже, а дочке каково? Теперь вот ещё и сумка с деньжищами. То-то соседям позудеть меж собой будет о чём.
Людмила выдохнула после своей тирады и посмотрела на нас с надеждой. Но видимо прочитала в наших лицах явно что-то не то, потому что укоризненно махнула рукой.
— И не думайте даже! Не могла я такого допустить. Мало ли что соседи болтают!
А мы и не думали. Женщина быстро поняла свою ошибку и сконфузилась — лишку болтанула.
— Да сплетничают тут, будто бы дочка-то у меня от козла этого. Так вот и живу. Не пойдёшь ведь каждому объяснять, что не верблюд.
Я посмотрел на своего напарника, нам обоим была явно симпатична эта женщина с таким нелепым обременением своей жизни в виде «братца» и невысказанной надеждой, возможно, хоть сейчас отвязаться бы от него. Ведь не зря же милиция, да еще из чужого города, по его душу пожаловала. О том, что мы не местные, Людмила догадалась сразу — говорок не тот, а мы и не считали необходимым скрывать, что прибыли из Череповца.
Так что, из-за желания не доставлять женщине дополнительные хлопоты, мне пришлось потратить уйму времени и провести целую операцию по приисканию посторонних понятых, но оно того, по нашему обоюдному мнению, стоило. Когда формальности были закончены, Митрофанов наметил нам очередную цель:
— Теперь — в милицию. Где она тут у вас поближе?
Поближе, с подсказки Людмилы, оказался Красноперекопский РОВД. По дороге Митрофанов поинтересовался у меня:
— И что ты по поводу этого всего думаешь? Дура баба?
— Конечно, дура! — согласился я. Но подумав, добавил: — Только, ты знаешь Жека, она мне этой дуростью и симпатична: готова терпеть