Железный канцлер (СИ) - Старый Денис
Даже сейчас такие слова не стоит говорить, по крайней мере, столь часто. Когда заговорщики шли по Английской набережной, криков было много, бунтовщики не стеснялись, храбрились, подбадривали друг друга. Но тут уже дворец и даже Беннигсен ощущал некий трепет.
Заговорщики подымались по центральной лестнице, на первом этаже дворца уже были офицеры-гвардейцы-заговорщики. Несмотря на то, что на караул заступил Семеновский полк, подчиненный наследнику, можно было увидеть и праздношатающимся офицерами из других подразделений.
«Что-то тут не так!» — подумал Беннигсен, но быстро прогнал эту мысль прочь.
Генерала смутило то, что вокруг было необычно много лакеев и разных слуг. Они подавали офицерам вино, везде, где только можно, на всех столах, стояли подносы с закусками, будто не заговор осуществляется, а нелепый светский раут с общением и весельем. Дам только не хватает. И эту идею опасно подавать в массы, офицеры на подпитье, так что могут и пригласить женщин, явно не своих жен. Все же устраивать из Зимнего дворца бордель, пусть и элитный, не стоило.
— Господа! — выкрикнул, неожиданно появившийся, Пален.
— А мы уже думали, что вы… — начал было Николай Зубов говорить, но сам осекся.
То, что хотел бы сказать Николай Александрович, могло рассорить его с Паленым, но сейчас не время для ссор между своими. И даже не время для того, чтобы размышлять: кто свой, а кто не очень. Так что обвинения с самоустранении генерала-губернатора не последовало.
— Он у себя. Я никого не пускал в эту часть дворца, но знаю, что император спать изволил, — сказал Пален, а после указал рукой. — Туда, господа! Очистите Россию от скверны! Но сперва…
Пален подал знак лакею и тот поднес ящик с шампанским.
— За нашу волю и честь господа! — провозгласил Пален.
Заговорщики выпили шампанского, а после пошли по анфиладе, к спальне императора. Вход в правое крыло дворца охранялся уже людьми Палена, но никого туда не пускали. То, что должно быть сделано, нельзя доверять ни солдатам, ни кому иному, кроме дворян, причем знатных.
В это время к дворцу уже начали стекаться люди, в основном это были те, кто считал себя заговорщиком, или тот, кто знал о заговоре и решил быть ближе к важным событиям, чтобы получить какие-то преференции. Во дворе и на первом этаже Зимнего становилось не протолкнуться.
Пален провожал взглядом решительно настроенных людей. Он видел, как, пошатываясь, заговорщики уходили в сторону расположения спальни государя.
— Бедный, бедный Павел, — сказал генерал-губернатор, после зловеще рассмеялся.
Пален так был увлечен собственными мыслями, упивался предвкушением уже скорого свершения правосудия, что не заметил, как лакей, только что державший на весу ящик с шампанским с уже опустошенными бутылками, поставил свою ношу, покопался в сене, которым был обложен ящик и достал от туда кистень с мешочком песка на конце.
Последовала безмолвная, лишь обозначенная жестами, команда и все лакеи со слугами, находящиеся на втором этаже дворца, сразу у лестницы, подобрались.
— Ух, — успел произнести Пален, перед тем потерять сознания от удара кистенем в голову.
Одновременно были нейтрализованы четверо солдат Семеновского гвардейского полка. Они так же не ожидали атаки, не успели среагировать и были оглушены.
— Убрать! — прошипел Степан, и двое других, якобы, слуг, оттащили Палена за дверь.
А в это время заговорщики, удивленно для себя не встретив никого у спальни государя, ворвались во внутрь.
— Где он? — закричал, будто разъяренный медведь, Николай Зубов.
Беннигсен подошел к ширме, которая закрывала походную кровать Павла, шатнул конструкцию и она с грохотом упала на пол. Часть заговорщиков вздрогнула, а Панин так и вовсе попробовал сбежать, но дорогу заградили иные заговорщики. Никита Петрович хотел прокричать о том, какой он важный и что его нужно пропустить, но не стал этого делать, а пошел в угол спальни, облокотился о стену и сел на корточки, начав тихо плакать. Он тихо причитал, говорил о том, что его подставили, что вообще ничего не хотел, прозвучало даже имя Сперанского. Но вице-канцлер делал это так тихо, что разобрать ничего было нельзя, да и не интересно. Панин был жалок и на него старались не обращать внимание.
— Гнездышко еще теплое, птичка не могла улететь далеко, — сказал Беннигсен, потрогав расстеленную постель походной кровати.
Заговорщики стали искать в этой небольшой комнате императора.
— Он за дверью! — сказал князь Яшвиль, когда поиск не увенчался успехом.
Все посмотрели на мало примечательную, сливающуюся с лепниной на стене, дверь. Не все знали, что это за проход, но уверились — император там.
— Прочь! — визгливый голос раздался из-под большой кровати с балдахином. — Пошли прочь, изменники!
Все опешили. Сам факт того, что император под кроватью, смущал, но давал осознание, что монарх слаб, он трус, он прячется. У многих отлегло, страхи уходили.
— А что с голосом, ваше величество? — язвительно спросил Беннегсен.
— Ваше величество, позвольте засвидетельствовать вам наши верноподданические чувства! — с усмешкой сказал Дерибас.
— Ваше величество, выходите оттуда! Вам помочь? — спросил Николай Зубов.
— И я засвидетельствую… ик… — разморенный в тепле, Яшвиль казался более остальных, пьяным.
— У меня револьвер, я буду стрелять! — раздался вновь голос из-под кровати.
— Голос… это государь? — спросил дрожащий от страха Аргамаков, который все же нагнал главных заговорщиков.
Но его не услышали, пьяные, а в тепле бунтовщиков еще больше развезло, заговорщики взяли ширму, сложили ее и попробовали провести под кроватью. Выгоняя государя, как словно кота шкодливого.
— Ты-тыщ! — прогремел выстрел и Зубов упал, но не сраженный пулей, она ушла в потолок, прошив кровать.
Николай Александрович рухнул от неожиданности, другие заговорщики попятились к двери.
— Ваше величество, а вы не думаете, что мы сейчас вас и пристрелим? Лучше выходите! Предстаньте перед нами, будьте мужчиной и рыцарем, не позорьтесь, — попятившись назад, говорил Беннигсен.
— Дрянь! Как смеешь ты? Вы зачем пришли, я аудиенцию не давал в столь поздний час. Завтра приму, — вновь раздался крик под кроватью.
— Это вообще он? — спросил Аргамаков, Беннегсен, до того мало общавшийся с императором, тоже задумался над звучанием голоса, но отринул сомнения.
Во время волнения у многих меняется и голос и сам человек перестает походить на себя прежнего.
— Зимний дворец под нашим контролем. Сейчас все посты занимают верные нам люди. Помощи не будет. Выходите, будьте же мужественны, мне стыдно, что вы были моим императором, — сказал Дерибас.
Беннегсен даже с уважением посмотрел на этого человека, ранее считав, что Осип Дерибас только и умеет, что воровать. Впрочем… не умеет, так как настоящий вор крадет тихо, а об воровстве Дерибаса знают многие. Но сейчас он все правильно сказал.
— Я вылезу. Но сперва ответьте, вы решили убрать меня и поставить Александра? Убить? — допытывался «голос» из-под кровати.
— Да, дьявол вас побери! Вы никчемный человек. И я буду стрелять, если вы не выйдете. Считаю до десяти! — кричал генерал Беннигсен. — Эн… до… куа…
* * *Петербург. Английская набережная марта 23.30
Мы с Павлом Петровичем стояли за закрытой дверью, что вела в покои фаворитки, которой сегодня во дворце не было, и смотрели в обзорные глазки. Такие были тут ввинчены недавно, но ранее мной изобретены и уже готовится производства такого устройства. Ничего же сложного, лишь увеличительное стекло.
Мой человек, спрятавшийся под большой кроватью в спальне императора, пытался разговорить заговорщиков, Павел хотел убедиться, что заговорщики пришли именно убивать его, как будто и до того не было ясно. Но слово монарха — закон для меня.
— Начинаем? Пора, ваше величество! — сказал я с нажимом.
— Эн, до, куа, — отсчитывал на французском языке Беннигсен.
