Скопа Московская (СИ) - Сапожников Борис Владимирович
— Нам нужны ландскнехты Вейера, ваше величество, — подступил к королю Жолкевский. — Нужно заплатить им, чтобы они вышли в поле и взяли для нас эти крепостицы.
— Быть может, удастся ограничиться венгерской пехотой? — поинтересовался Сапега.
Как канцлер, пускай и литовский, он отлично знал состояние королевской казны, и понимал, что выход на поле ландскнехтов проделает в ней основательную дыру.
— В самом начале ещё могли помочь и они, — жёстко ответил Жолкевский, — но теперь наши союзники на грани. Ещё две-три атаки московитской конницы, и они побегут. Тогда эти крепости придётся брать ещё большей кровью.
Король отлично видел, что без взятия этих проклятых передовых крепостей победы не будет. На них опирается оборона московитов, и пока крепостицы в руках врага, московиты и их союзники не отступят. Более того, наскоки поместной конницы придавали отваги и веры в победу даже московитским пикинерам, которые держались куда уверенней, чем вчера, отражая одну за другой атаки гусарии.
— Пан Вейер, — обратился к командиру наёмников король, — сколько там хотят ваши ландскнехты?
Староста пуцкий ответил. Король поморщился, однако велел ведавшему казной Сапеге выплатить всё до последнего дуката.
— Я купил их кровь и их сталь, — произнёс Сигизмунд, — и хочу, чтобы они к третьему часу по полудни обе фланговых крепостицы московитов пали.
— Я передам ваши слова их командирам, ваше величество, — поклонился Вейер и поспешил в лагерь наёмников с доброй вестью.
Раздавать жалование, конечно же, не стали, сберегли этот момент на после битвы, однако в лагерь ландскнехтов королевские гвардейцы из шведов, которым Сигизмунд доверял, привезли здоровенный, окованный сталью сундук. Депутаты от наёмников проверили его содержимое, и лишь после этого ландскнехты принялись строиться.
* * *
Появление на поле ландскнехтов изменило всё. Наскакивать на них поместной коннице не удалось бы. Наёмники просто выставят пики, не давая нам подобраться для удара. Да и кони уже подустали после стольких налётов на казаков и стрельцов. Хотя налетая на них поместные всадники отводили душу, рубили с седла, кое-кто пускал на скаку стрелы. Стрельцы с казаками отбивались, но не слишком успешно, и промешкай гусары хотя бы раз, нам удалось бы рассеять вражескую пехоту, погнать прочь с поля боя. Однако гусарами командовали вовсе не дураки, и они ни разу не дали нам развить успех. Каждый раз приходилось галопом удирать от них под прикрытие пушек и затинных пищалей гуляй-города.
— Славно мы их порубали, — картинным движением вытирая окровавленную саблю, выдал Прокопий Ляпунов. — Отведали сегодня воры нашей стали.
— Жаль только гусары не дали их с поля сбить, — посетовал его младший брат, — а так бы точно победа наша была.
— Вот подтянут сейчас они немцев Вейера, — мрачно выдал Хованский, — тут и закончатся наши крепости. Будем из гуляй-города обороняться.
— Так при Молодях, говорят, Воротынский да Хворостинин стотысячную орду татарскую остановили из гуляй-города, — пожал плечами Захарий Ляпунов. — А ляхов-то поменьше будет. Отобьёмся.
— Даст Бог отобьёмся, — кивнул Хованский, однако был он не весел, как и я.
На поле двумя ровными квадратами выходили ландскнехты. Разделившись на два почти равных по численности отряда, они медленным шагом направились прямо к нашим передовым крепостицам. С этого момента можно было засекать время до их падения. Я слишком хорошо помнил на что способны ландскнехты со своими длинными пиками.
Казаки со стрельцами откатились от наспех восстановленных стен крепостиц, и почти тут же на них обрушились ландскнехты. Прикрывая товарищей длинными пиками, они принялись палить из мушкетов, расстреливая засевших в крепостицах стрельцов с наёмными мушкетёрами. Воодушевлённые их атакой, казаки Заруцкого и воровские стрельцы Трубецкого атаковали снова. Казаки лезли через рогатки, надёжно прикрытые длинными пиками ландскнехтов. Стрельцы бы палили из пищалей вместе с вражескими мушкетёрами, не давая защитникам и головы поднять.
— Играйте отход, — велел я.
Нечего стрельцов и наёмников зазря гробить. Удержать крепостицы уже не получится, а положить там всех защитников без толку, очевидная глупость. Тем более что отступить они могут вполне нормально, из гуляй-города их прикроют.
А вот положение пехоты, что дралась с гусарами между этими крепостицами, теперь стало просто безнадёжным. Особенно когда по сигналу гетмана в бой пошли свежие хоругви. Те самые, что гоняли нас, когда мы били во фланг и тыл казакам Заруцкого и воровским стрельцам Трубецкого.
Шведы с немцами, а следом за ними и неровный квадрат солдат нового строя, начали отступать к гуляй-городу. Вот только без прикрытия с флангов, они оказались лёгкой добычей для гусар. Подкреплённые свежими хоругвями, те врубились в строй пехоты, орудуя длинными копьями и концежами. Пехота пока держалась, однако очень скоро солдаты нового строя не выдержат, и побегут. А значит, пора рисковать снова.
— Дворянство, в сёдла! — выкрикнул я, первым подавая пример. — Бьём во фланг гусарам!
Это был невероятный риск, однако обойтись без него я никак не мог. Все гусары втянулись в схватку, теперь некому нас остановить. Малое число панцирных казаков и союзной ляхам кавалерии, не в счёт. Даже если выйдут в поле, их легко остановят хаккапелиты, которых я держал в резерве.
— Делавиль! — вскинул я над головой палаш. — В атаку! На гусар!
И поместная конница вместе с наёмными кавалеристами ринулась в атаку. Самоубийственно рисковую, однако без неё нам не сегодня не победить.
Если вчера мы атаковали гусар после залпа, растерявшихся, понесших потери, то теперь пришлось встретиться со злыми, попробовавшими крови — и жаждущими ещё. И рубка сразу началась прежестокая. Концежи и сабли звенели о доспехи. Наёмники успели только один раз выстрелить из пистолетов в упор, и тут же пришлось кидаться в съёмный бой вместе с дворянами и детьми боярскими. Гусары приняли наш натиск и ответили на него. Мы рубились так же жестоко, как вчера. Так же безумно, как при Клушине. Даже под Смоленском не было такого безумия.
Я снова бил по головам и плечам, разбивал прочным эфесом палаша лица — наносники гусар не особо спасали от моего удара. Мой трофейный аргамак не уступал большинству гусарских, и не боялся их. Злобный, кусачий кровный жеребец сам наскакивал порой даже на более крупных вражеских коней, давая мне преимущество перед не привыкшими к такому сопротивлению гусарами.
Но в этот раз схватка была недолгой. Гусары устали после стольких атак на немецкую пехоту и солдат нового строя, и пускай и сумели сдержать нашу атаку, но сбить нас с поля у них не вышло. Мы разъехались спустя несколько минут отчаянно жестокой рубки, которая обошлась нам слишком дорого. Ляхам и не надо было добивать нас, это их командиры отлично понимали. Достаточно снова собраться для последнего удара. И вот его-то мы уже можем и не выдержать.
Вернувшись в гуляй-город, я первым делом велел Хованскому укреплять разбитую городьбу. Прежде через этот участок выходила и возвращалась пехота, да и кое-кто из дворян и детей боярских проскакивал здесь, чтобы поскорее соединиться с товарищами, отступавшими за гуляй-город. Теперь же настало время закрепиться в таборе и держать удар. Вот только две передовые крепостицы, куда тут же потянулись стрельцы Трубецкого и покатили малые пушки для обстрела гуляй-города, теперь сыграют с нами недобрую шутку. Конечно, Паулинов уже сосредоточил против них нашу артиллерию, обстреливая крепостицы, вот только стрельцов это не останавливало. Прямо под ураганным огнём с нашей стороны они оборудовали позиции для собственных пушек и вскоре открыли ответный огонь. Пока ещё не сосредоточенный и довольно вялый, но с каждым залпом он становился всё уверенней и точнее.
— Немцев притащили вместе с пушками, — заявил чёрный от порохового дыма Паулинов. Кафтан его дымился в нескольких местах, но он не обращал на это внимания. — Стрельцы-то вряд ли так ловко с пушками управились, да и ляхи не великие мастаки из них палить.
