Другая жизнь. Назад в СССР (СИ) - Шелест Михаил Васильевич
— Жарю-жарю-вжарю, — пропел я, сбегая по столовской лестнице. — Да-а-а, рановато ещё, ха-ха!
* * *Отсидев ещё два урока без, как говорится, потерь, я убежал домой. К директору меня не вызывали, а сам я напрашиваться на встречу не хотел. Дома я закинул куртку в стиральную вертикальную машину, налив в неё воды и включил на стирку. Это была машинка «Приморье». Серая и алюминиевая, без автоматического отжима. До автоматов промышленности СССР ещё пыхтеть и пыхтеть. А за кордоном они уже годов с тридцатых. Да-а-а… Вот тебе и загнивающий капитализм.
Мне вдруг стало тоскливо. Я вдруг узнал, что где-то есть — или были — микроволновки и мобильные телефоны, интернет и трёхкамерные холодильники с кондиционерами. Ну и стиральные машинки в которую кинешь вещи и вытащишь стиранные и отжатые. Была в СССР такая машинка «Вятка-автомат»[1], но, говорят, ломалась часто. Почему? А кто его знает?
Почитав «литературу» и сделав задание по «русскому», я отжал руками куртку, тренируя пальцы и вывесил её на балкон. Морозило. И на верёвках болталось задубевшее мамино нижнее бельё и юбка с кофтой, постиранные ею вчера. Я их снял и занёс домой. Обычно бельё копилось неделю, а в субботу была «большая стирка». Но мама часто стирала свою одежду само на руках и очень аккуратно, не занашивая. Как, в прочем, и отец. От них и я приобрёл такую привычку.
Прочитав по одному разу географию и астрономию, я снова сел за алгебру. Она у нас была ежедневным уроком. Завтра были труды, а потому «основных» предметов было всего четыре. Начались «тригонометрические функции» и это уже было серьёзно. Надо было выучить целых шесть параграфов. Синусы-косинусы, тангенсы-катангенсы. Из «новых» знаний про это я не почерпнул ничегошеньки и стал вникать в новую тему самостоятельно.
Проболтали мы со Шведом в туалете, до конца урока. Как его одного там оставишь и заявишься в класс? Людмила Давыдовна даже сама выходила и смотрела, как меня Швед отмачивает в умывальнике. Посмотрела-посмотрела и отправила в медпункт, но мы туда не пошли. Нормально себя я чувствовал. А на сердечко надо бы обратить внимание. Да-а-а…
Однако прошлая память кое-что помнила и зашевелилась-таки, получив информацию из учебника. Вспомнились и графики тригонометрических функций, и что такое радианные меры.
— И ведь спросит же обязательно, — подумал я про Людмилу Давыдовну и улыбнувшись, продолжил вникать в основы тригонометрии.
— Всё остальное — побоку, — подумал я и вздохнул. — Как я мог это перестать учить? А ведь перестал и из-за Светланы, да. Любовь-морковь вскружила голову. Она и сейчас из головы не шла, всплывая передо мной словно голограмма, так, что я вынужден был прилагать усилия, чтобы сконцентрироваться на предмете математическом, а не виртуальном. О! Слово какое⁈ Виртуальный! Не ещё такого слова! А у меня есть. Мля-я-я… Тангенс и котангенс числового аргумента это — тригонометрические функции, которые определяются как отношения определённых величин, связанных с числовым аргументом.
Тангенс числа t — это отношение ординаты к абсциссе точки единичной окружности, соответствующей числу t. В другой равносильной формулировке тангенс числа t — это отношение синуса этого числа к косинусу.
Котангенс числа t — это отношение абсциссы к ординате точки единичной окружности, соответствующей числу t. Другая формулировка: котангенс числа t — это отношение косинуса числа t к синусу числа t.
Область значений тангенса и котангенса — вся числовая прямая, то есть эти функции могут принимать любые значения.
— О, как! Любые значения!
Сегодня тренировки не было и я позволил себе, помучив ум тригонометрией, вернуться к первым параграфам учебника алгебры и тоже слегка «поплыл». Как оказалось я и начальные темы знал плохо.
— Беда-беда, — подумал я.
Алгебра и начала анализа мне не давались. Функции, функции, функции… И что делать? Хм. Но ведь экзамен в восьмом классе я же сдал на четвёрку. А тут что не так? Возрастное? Гулянки? Кстати, про гулянки… Может сегодня выйти побеситься? Или на коньках? В коробке лёд залит. Вон, пацаны шайбой об борт стучат и клюшками об лёд. Драка клюшками за кусок резины… Мда… На коньках я выйду, но после того, как задолблю эти синусы-косинусы и сделаю все, мать их, задания. Да-а-а… На коньки встать хотелось. Хотя стоял в субботу. Даже играли с верхней Сахалинской. Всё-всё-всё! Не отвлекаемся. Та-а-а-к… Свет, Света, Света, как там, два билета… Не шла мне в голову алгебра, хоть ты тресни.
Я вспомнил, как наговаривал на магнитофон английские тексты и учил их. Э-э-э… Пока ещё так не пробовал, но нужно попробовать. Всё в голове путалось.
Настроил свой четырёхдорожечный «Иней 302» на запись. Микрофон лежал рядом, тут же стоял радиоприёмник «ВЭФ — 202». Я иногда ночью писал с него музыку, но не через микрофон, конечно, а через линейный выход. Вот куда ещё бесценное время уходило. На музыку. То к Валерке соседу бегу с магнитофоном что-то навое переписывать, то радио полночи насилую, бегая с волны на волну.
Валерка где-то фирменные записи брал. И не только записи, но и фирменные диски. Красивые они, американские и английские пластинки. Конверт у них такой жесткий с буртом, как тонкая коробка. Дорогие, зараза… У нас тоже стерео проигрыватель появился. Но у Валерки «Вега» — 101, а у нас «Аккорд — 201».
— Так, мля, ну ка читать алгебру!
Набубнив на микрофон шесть новых параграфов, я попробовал своё произведение послушать и уснул. Проснулся только после второго звонка в дверь. Бобина с плёнкой на магнитофоне крутилась, шурша хвостиком магнитофонной ленты.
— О! Чего такой заспанный? — спросила мама. — Вроде рано ещё. Котлетами пахнет, не уж-то пожарил?
— Пожарил и съел парочку. В школе Ирке половину обеда отдал. Выклянчила. Очередь большая была.
— Ну и хорошо. Как там Галина?
— Не говорили мы с ней о тёте Гале. Там Людка Фролова ещё на хвост присела, вторую половину моего обеда съела.
— Так, хе-хе, сколько половин у твоего обеда было?
— Три, мамуля, — улыбнулся я, помогая ей раздеться. Она у меня та ещё юмористка. — Я оставил парочку на тарелочке. А в кастрюльке рис. Можешь перекусить. А я пока остальные пожарю.
— О-о-о! О! С чего такое рвение? В школу вызывают? Натворил что?
Мама разволновалась. Она стояла в проходе между прихожей и кухней и вскинув тонкие брови, тревожно смотрела на меня.
— Нормально всё, — сказал я с некоторым сомнением в голосе, потому что неожиданно понял, что директриса, не дождавшись меня у себя, может, точно может, вызвать родителей.
— Надо завтра к ней зайти, — подумал я. — Что она мне может предъявить? По Давлячину? Да, ничего! А так, вполне себе является криминалом то, что я не являюсь на её личное приглашение. Она ведь сама мне сказала зайти после уроков. А Светлана Яковлевна серьёзная женщина. И директором проработает долго. Да-а-а… Вот, что дают послезнания…
— Что-то твоё «нормально всё» прозвучало как-то неуверенно.
— Нет, мамуля. Это я ещё не проснулся.
— Ну-ну. А то, лучше сразу скажи. Иначе отец…
— А что, отец? — подумал я. — Всё! Его «ременное» время закончилось ещё пару лет назад. Хотя он и пытался доминировать силовым методом, аки Тарас Бульба, но как и Бульба наткнулся на мужской отпор. Хорошо, что вовремя понял это. Да, уж. Всему своё время. Теперь только личным примером и нравоучительными лекциями о здоровом образе жизни. Мой отец почти не пил, совсем не курил и был образцовым семьянином. Опять «был»… Есть! И мне есть с кого брать пример! И я его возьму обязательно! И мама у меня прекрасная: умная и очень умная. Во всех отношениях: и по учёбе, и по жизни.
— Проснуться надо и немного очухаться. Весь день сидел за алгеброй. Нихрена в этой тригонометрии не понимаю. Зачем эти «единичные» лучи? Зачем их нужно поворачивать, складывать? Радианы… Чтоб их.
— Какая это «тригонометрия»? Тангенсы-котангенсы — тригонометрия.
— И они тоже! — махнул я рукой и достал из холодильника «Океан» размороженные котлеты.
