Владимир Ильин - Профилактика

От нахлынувших чувств рассказчица вновь всхлипнула.

— Потом уже, когда я немного пришла в себя, давай его расспрашивать, что да как. Сама-то не говорю, что он мертвым был. А он вроде как и не помнит про то, что болел и умер. В голове у него об этом никакого воспоминания нету, твердит, что мы с ним как раньше живем... «Так ты что, — говорю я тогда, — не помнишь, что ль, как я тебя хоронила да плакала по тебе?» «Нет, — говорит, — не помню». Ну а потом стали мы с ним думать, как нам теперь быть. И по всему выходит, что нельзя нам про это чудо никому рассказывать. Так вот и живем потихоньку... как любовники на старости лет, прости меня, Господи, грешную... Он ведь не только ожил, Вася-то мой, он теперь и болезнью больше не страдает, которая его в могилу свела. Дома сидит, в четырех стенах. На улицу только ночью выходит воздухом подышать. А соседок я отвадила от своего дома, чтоб не прознали... Только чует мое сердце, не жить нам больше здесь. Не будет же здоровый нормальный мужик, как дезертир какой-нибудь, всю жизнь от людей в подполе скрываться!.. Я вот чего думаю: уедем, наверное, мы куда-нибудь подальше да и заживем, как все живут...

Я молчал. Что я мог ей посоветовать? Если все было так, как она рассказывает, то чудо действительно имело место — причем самое настоящее, полноценное. И тот, кто его сотворил, вполне мог претендовать на роль Всемогущего. Смущало лишь то, что он творил чудеса с помощью тривиальных анонимок — зачем ему это понадобилось? Не проще ли было загадать желание мысленно? Или он хотел подготовить к чуду того, кого оно касалось?

Между тем, Сидорова пустилась рассказывать, как она на днях тайком от мужа посетила кладбище, чтобы удостовериться, что похороны мужа и последующий траур ей не приснились. Так вот, и могилка была на месте, и плита с портретом мужа. Для большей достоверности надо было бы, конечно, выкопать гроб...

Тут моя собеседница вдруг спохватилась, что рассказывает все эти невероятные вещи не кому-нибудь, а «представителю правоохранительных органов», и взмолилась едва не упав на колени передо мной:

— Только не делайте этого, молодой человек, ладно? Не надо вскрывать могилку Васи моего! И не забирайте его — он же не виноват, что его колдовством оживили!..

Я заверил собеседницу, что никаких мер в связи с чудесным воскрешением ее мужа предпринимать не собираюсь.

И перевел разговор на то, что меня действительно интересовало: открытка — как она выглядела, была ли она двойной или одинарной, каким почерком было выведено чудесное пожелание, и так далее.

Открытка, по описанию Сидоровой, была самой обыкновенной. С надписью на лицевой стороне «Поздравляю» и с нарисованными цветочками («Не то ромашки, не то хризантемы», — старательно уточнила она). Двойная, без марок и конверта. Текст был написан простым карандашом, печатными буквами. Как там насчет грамотности, она сказать не может («Не обратила на это внимание», — пояснила Сидорова, явно претендуя на образованность). Но восклицательного знака в конце не было, это она точно помнит.

— А пожелание было действительно обращено лично к вам? — спросил я.

— Ну а к кому же? — удивилась Сидорова. — Там ведь ясно было написано: Валентина Филипповна... Других баб с таким именем-отчеством в нашей округе нету.

— А теперь подумайте и скажите, пожалуйста: кто обращается к вам именно так, по имени и отчеству?

Она застенчиво повела костлявым плечом:

— Да Бог его знает... Вообще-то, я уж и не помню, когда ко мне в последний раз так обращались. Соседки меня либо Валькой, Валей, ну, в крайнем случае, Валентиной или Филипповной кличут...

— А на работе? — спросил я. — Где вы, кстати, работаете?

— Да не работаю я, — отмахнулась Сидорова. — Лет пятнадцать уже... Раньше на инвалидную пенсию мужа жили, а потом, когда его не стало, я потихоньку пользовала сбережения наши «на черный день» — думала: куда они теперь мне? Да запасы кое-какие в доме имелись...

— И все-таки, где вы трудились?

— Уборщицей в магазине, — нехотя ответила Валентина — Без образования я, куда мне еще податься? Другие бабы на рынок идут торговать, а я после того, как ушла из магазина, к коммерции как-то не приспособилась. Так вот и сидела дома...

— Ну что ж, — поднялся я. — Спасибо вам большое за информацию, Валентина Филипповна.

— Так что же, так и уйдете? — растерянно сказала она. — И на мужа моего не взглянете? А может, зайдете, поговорите с ним, а? Он ведь по общению с людьми скучает: как заключенный какой-нибудь, в собственном доме сидит!..

— Извините, — как можно мягче сказал я. — Но сейчас я не могу, у меня еще много дел. Как-нибудь в другой раз к вам загляну, хорошо?

Сидорова пожала плечами.

Но, закрывая за мной калитку, спросила:

— Так что вы нам посоветуете-то, молодой человек? Уезжать нам отсюда или как? И вот еще, чуть не забыла я. У Васи-то теперь документов никаких нет. Можно будет насчёт паспорта к вам обратиться?

Я чуть было машинально не сказал: «Да-да, конечно». — но потом мне вдруг стало стыдно.

Я представил себе, как приходит эта женщина под ручку со своим воскрешенным мужем в местную милицию и начинает излагать свою историю, а ей, естественно, ни на грош не верят, и начинается тут бюрократическая буча со всеми её атрибутами...

— Нет, — сказал я. — К сожалению, то, что с вами произошло, Валентина Филипповна, не предусмотрено никакими законами, и вряд ли ваша проблема будет решена обычным образом. Знаете, что я вам советую сделать? Говорите всем, что у вашего мужа был брат-близнец и что вы решили с ним устроить свою судьбу... Да и живите так, как жили.

— А как же это? — не поняла она. — А паспорт? А как Васе на работу устроиться? И что ж, теперь ему надо имя другое себе подбирать?

Я развел красноречиво руками: мол, что поделаешь? Чудо чудом, а жизнь — жизнью. Вряд ли тот «волшебник» который вернул Сидоровой покойного мужа, об этом задумывался.

Впрочем, как и все мы.

Мы молим Господа о чуде, а когда оно происходит, мы все больше понимаем, что не вписывается оно в рамки обычной жизни и чревато не радостью, а расстройством нашим.

Это не я сказал. Это — отец Павел Флоренский.

Глава 13

Всю ночь я спал кое-как, ворочаясь с боку на бок. По-моему, даже во сне я пытался разгадать тайну анонимных открыток.

И проснулся рано утром от того, что в голове возникло одно предположение.

Позавтракав на скорую руку в гостиничном кафе, я отправился на Советскую площадь, где находилось местное отделение Профилактики — благо, идти было недалеко.

Справедливо предположив, что в тайну посвящен прежде всего начальник отделения Геннадий Кимович Тютёв, я пошел прямо к нему.

Тютёв был пожилым, грузным, с нефотогеничным лицом. Выслушав мой запрос, он почесал плохо выбритый подбородок и спросил: