Владимир Ильин - Профилактика

Оставив свои вещи в номере, я отправился осваиваться в городе.

Заглянул в филиал Профилактики, где мне ничего существенного по поводу анонимных посланий сказать не смогли.

На почте об этом кое-что слышали, но, как и следовало ожидать, ничего конкретного. По принципу: «кто-то кое-где у нас порой». Одна из почтальонок, правда, припомнила, что несколько раз ей задавали вопросы насчет того, не она ли принесла письмо с поздравлениями, но на ее ответный вопрос о причинах такого интереса спрашивающие обычно отводили глаза и переводили разговор на другую тему. Где это было? Да за железнодорожным переездом, а где именно — уже не помню...

Ну и что делать дальше? Не расспрашивать же прохожих на улице!..

И тогда я отправился на рынок. Опыта в разыскных делах у меня не было никакого, но я надеялся, что именно на рынке горожане активно общаются между собой, а значит, есть шанс, что кто-нибудь в моем присутствии обмолвится о таинственных подметных письмах.

Это случилось только на второй день моего беспорядочного топтания по относительно небольшому участку земли, плотно забитому торговыми рядами, когда торговки уже стали коситься на меня со смутным подозрением: и чего, мол, тут надо этому мужику, который покупать ничего не покупает, только трется в толпе, как вор-карманник?

Стоявшая неподалеку от меня пожилая женщина в старомодном платочке и длинной юбке, оглянувшись по сторонам, поинтересовалась у своей знакомой:

— Слышь, Никитична, а тебе таких открыток не приходило?

— Не, — качнула головой та. — Да и какие там открытки, если день рождения у меня давно прошел, а до праздников еще далеко.

— А ты думаешь, эти открытки только к празднику присылают? Вон, соседка моя получила на прошлой неделе, а никаких праздников тогда не было.

— Это какая ж твоя соседка? Пелагея, что ли?

— Да нет, Валька Сидорова, у которой муж в прошлом году умер.

— Ну и что там, в ее открытке, было написано?

— А откуда ж я знаю? Разве она мне скажет, Валька-то? Я ж тебе говорила, что мы с ней ещё с зимы не разговариваем...

— А с чего ты тогда взяла, что она получила открытку?

— Да видела я в окошко, как она вытащила из почтового ящика какой-то листок, размером с открытку! Прочла, оглянулась, не видит ли кто, а потом в дом забежала так резво, будто боялась, что ее сглазят... А вчера...

Тут женщина в платочке подвинулась ближе к своей собеседнице и принялась шептать ей что-то на ухо.

Я попытался подобраться поближе к ним, но в толпе были непросто сделать это незаметно.

Женщины скользнули по мне недоверчивым взглядом и сразу заговорили о своих бабьих заботах: об огородах, о колорадском жуке, которого нынче тьма, и о погоде.

Когда они наконец распрощались, я последовал за женщиной в платке, — стараясь не бросаться ей в глаза. Я «проводил» ее до самого дома, который оказался расположенным в том районе города, который напоминал обычную русскую деревню. По пути туда мы перешли через железную дорогу, и я вспомнил слова почтальонки о том, что с вопросами насчет писем к ней приставали за железнодорожным переездом.

Народу тут было немного, и осуществлять слежку сразу стало труднее.

Женщина, за которой я следил, несколько раз оглянулась на меня с явным страхом, и я уже было раздумывал, не обратиться ли мне к ней, отбросив все конспиративные ухищрения, как она вдруг свернула в переулок и исчезла за дощатой калиткой приземистого дома.

Пройдя для приличия еще один квартал, я повернул обратно, и тут мне попался мужик в несвежей телогрейке, шествовавший с какими-то досками под мышкой. Путем экспресс-опроса мне удалось установить, что Валентина Сидорова живет в доме с зеленой крышей по другую сторону переулка, напротив дома женщины в платке.

— В гости, значит, к Вальке приехали? — в свою очередь, поинтересовался мужик.

— Угу, — буркнул я. — В гости.

— И кем же она вам, значит, приходится?

Уф, подумал я. Нравы здесь еще те. Деревня-матушка. Со всеми встречными здоровайся, каждому расскажи, кто ты, куда и зачем прибыл.

А ведь я и понятия не имею о возрасте этой Сидоровой. Может, она мне в бабушки годится, а может — в невесты.

— Родственницей, — наконец сказал я. — Дальней.

— А-а, — кивнул мужик. — Ну, с приездом, значит.

— Спасибо, — сказал я и пошел к дому под зеленой крышей.

Не знаю, как насчет бабушки, но в матери мне Валентина Сидорова вполне годилась. Она оказалась жилистой, худощавой и не очень-то дружелюбно настроенной к непрошеным гостям. В дом меня она не пригласила, так что разговаривать нам пришлось поверх калитки, под несмолкаемый лай собаки, рвавшейся с цепи у самого крыльца.

Первоначально разговор у нас не клеился.

Предъявив удостоверение сотрудника столичных правоохранительных органов, которым я предусмотрительно запасся перед выездом во Ржев, я, видимо, допустил ошибку, потому что моя собеседница сразу замкнулась в себе, и выманить ее из скорлупы необщительности мне никак не удавалось.

Нет, она не получала никаких анонимных писем и открыток. А кто вам такое сказал? Соседи? Пусть эти соседи лучше за собой следят, чем за другими подсматривать в окна! И самогон пусть поменьше варят по ночам на продажу! А то нормальным людям из-за этого даже телевизир смотреть вечером нельзя — они ведь, самогонщицы эти, весь ток себе забирают, а у меня от этого полосы и помехи идут в телевизире!..

Я пробормотал, что самогон, конечно, — дело незаконное, но меня он не интересует. Я больше специализируюсь на поздравительных открытках от неизвестного отправителя, которые и вы могли получить несколько дней тому назад. Кстати, у вас родственники в других городах имеются, гражданка Сидорова? Нет? Значит, вы в последнее время ни от кого корреспонденции личного характера не получали?

— Христом-богом клянусь, не получала, гражданин-товарищ начальник!

Однако глаза у женщины бегали, избегая моего сурового взгляда, руки судорожно мяли край передника, и видно было за версту, что дело тут нечисто, невзирая ни на какие клятвы.

Да вы зря так боитесь, попытался я зайти с другого бока. Тут ведь ничего такого предосудительного нет и быть не может — если, конечно, не вы сами занимаетесь сочинением анонимок. И, кстати, речь идет не о преступлении, а просто о выяснении некоторых обстоятельств, которые интересуют отечественную науку. И если бы вы просто-напросто разрешили мне взглянуть одним глазком на анонимку, то я бы удовлетворился этим и ушел восвояси.

Однако женщина при упоминании науки почему-то сделалась вовсе неприступной и заявила, что сейчас ей некогда разговаривать со мной, потому как на плите борщ может вот-вот убежать через край кастрюли, а еще надо прополотъ в огороде грядки, которые заросли травой, а ещё...