Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене
Тед, конечно, предложил проводить его, и он, конечно же, отказался. А теперь застыл на тротуаре, размышляя, не заглянуть ли туда, где собирался его выпуск, а уж потом вернуться в гостиницу. Стоило бы, думал он, ведь это как-никак тридцатая годовщина окончания учебы. Там будет накурено и шумно, заявится какой-нибудь пьянчуга с другого курса – так или иначе, всегда кто-нибудь да заявится, настойчиво предлагая тосты. А Шлюп Фэрчайлд, остряк и комик их выпуска, будет рассказывать истории – про вождя кикапу, про президента Доджа и телефон. Как сложилось с самого начала, так продолжается и сейчас, и так будет всегда. К Шлюпу Фэрчайлду он больше не испытывал неприязни – незачем испытывать ее к человеку, который попусту растратил свою жизнь. Но Шлюп почему-то этого не сознавал.
Да, он сходит туда, где собрался его выпуск – сходит хотя бы для того, чтобы доказать, что уже не питает неприязни к Шлюпу Фэрчайлду. И он зашагал по Клаб-роу. Теперь клубов стало двенадцать, а в его время было только восемь. Все выглядели очень похоже, даже самые новые; требовался глаз посвященного, чтобы выявить незначительные и громадные отличия: надо было знать, что «Вампум», несмотря на вычурные фонари, на самом деле второразрядный и всегда останется таким, в то время как «Аббатство», тесный и неопрятный, стоит в одном ряду с «Момом» и «Листом». Паррингтон постоял на месте, воскрешая момент более чем тридцатилетней давности, когда получил приглашение из «Вампума» и соображал, стоит ли его принять. Это не понадобилось – посыльный из «Листа» постучался в его дверь без трех минут девять. Но всякий раз, проходя мимо здания «Вампума», он вспоминал. Почти целый час казалось, что предначертанная Лейну Паррингтону карьера так и не сложится.
Эти мелкие мучения юности – они, конечно, были несущественны, но оставили свой след. А он должен был преуспеть, должен был попасть в «Лист» точно так же, как позднее должен был сделать деньги – он ведь не Шлюп Фэрчайлд, чтобы принимать все как есть. Ты либо нацелен на что-то, либо нет, и если нет, с таким же успехом можно остаться в Эмметсберге и стать в итоге издерганным школьным директором с мигренями, вызывающими тошноту, и мелким спенсеровским почерком, как его отец. Но сам Паррингтон хотел вырваться из Эмметсберга с той самой минуты, как обнаружил, что на свете есть и другие места.
Ему вспомнилось, как, заглянув в микроскоп, он увидел извивающуюся хвостатую тварь. Есть только два сорта людей – те, кто шевелится, и те, кто бездействует, – вот об этом ему и следовало заявить в своей речи, и она получилась бы лучше. Бездействующие недолюбливают тех, кто шевелится, – это он тоже знал по опыту. Если бездействующие видели приближение шевелящегося, то смыкали ряды и противостояли своей огромной, благовоспитанной инерцией грубой и неделикатной жизни. Потом они, конечно, вежливо отступали, но без подлинной приязни. Он добавил «Лист» в свой послужной список, а этому списку предстояло стать прекрасным. Три мучительных сезона он даже провел в спортивной команде, только чтобы продемонстрировать желательную разносторонность, служившую одним из веских аргументов. И все равно они чуяли, инстинктивно знали, что он не их породы. К примеру, Том Друри всегда был весьма любезен, но неизменно вызывал у него чувство, будто он говорит слишком много и слишком громко. Том Друри, который уже тогда выглядел как великолепный баран. Но вместе с тем он был президентом курса и наследником компании «Друри и сын». А вот Шлюп Фэрчайлд им всем нравился – нравился до сих пор.
Клаб-роу заканчивалась, впереди показался клуб «Мом». Паррингтон остановился и достал сигару. Глупо по-прежнему вести давние битвы, особенно если они уже выиграны. Если сейчас они звали Друри на ужин, Друри являлись в полном составе, а ему самому партнерство в «Друри и сын» было предложено и отвергнуто им. Однако он помог Тому кое в чем с его дочерними предприятиями, а Тому помощь требовалась настоятельно: при всей импозантности Тома ее, разумеется, слишком мало, чтобы справляться с некоторыми делами. А теперь и Тед на подходе, а Тед держится молодцом. Настолько, что мог бы жениться на одной из дочерей Друри, если бы захотел, – впрочем, это решать Теду. Паррингтон задумался: хотел бы он, чтобы Тед женился молодым, или нет. Сам он так и поступил, и в целом это была ошибка.
Забавно, как перемешиваются мысли в голове. Как всегда, вспомнив Дороти, он уловил острый и сладкий запах ее духов, потом увидел, словно наяву, как упрямо и умело лежат ее руки на автомобильном руле. Слишком уж они были похожими, чтобы пожениться, – и, к счастью, обнаружили это своевременно. Ребенка она отдала ему, хотя, конечно, он все равно стал бы бороться за него, но в те времена ее поступок считался очень современным. Затем многое смыла и стерла война, а после войны он женился на Коре. Получилось то, что надо: Тед ее обожал, а она относилась к нему по-товарищески, как и следовало. Почти все в итоге сложилось, как надо. Он задумался, получила ли Дороти то, чего хотела, – наверное, да, с ее техасцем. Но десять лет назад она умерла в галвестонской больнице, рожая техасцу ребенка, поэтому ее уже не спросить. Ее предостерегали, что снова рожать ей опасно, но когда Дороти о чем-то предостерегали, это лишь подстегивало ее. Он мог бы им сказать. Но техасец принадлежал к числу по-рыцарски благородных красавцев.
Странно, как из двух воюющих самолюбий получился здравомыслящий, надежный, уравновешенный Тед. Но с другой стороны – нет, ничего странного: он ведь все планировал так тщательно, как только мог, и Кора очень помогала. Кора никогда не теряла почву под ногами и обладала отточенным светским тактом. Лучшие из лучших няни и школы с самого начала – и вот, пожалуйста! Тут как в управлении бизнесом: правильно выбираешь людей и наделяешь их полномочиями. Ему почти не приходилось вмешиваться.
Предстояли еще немалые расходы, но это осуществимо, способы нашлись: и трастовые фонды, и другие учреждения, и смышленые секретари. А Теду об этом даже знать незачем. Нет причин, совершенно никаких. Пусть Тед считает, что он все сам.
