Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

На срезанной траве внутри круга лежал коврик из красной синтетики. Латунные кубки чаши, выстроившиеся на жертвенной плите, горели в бликах огня самоварным огнем. Над ними нависала подвешенная к кустам козлиная маска с пентаграммой во лбу и свечой на темени. Казалось, что сам Люцифер-Бафомет высунулся из чащи, привлеченный даровой выпивкой. Борцову ли было не знать, что в кубках наверняка налито вино?

Больше ничего примечательного не было на поляне. До начала осенней церемонии, именуемой «освящением», оставались считанные минуты. Записная книжка и карандаш помогли скоротать ожидание.

Внезапно умолк дальний грохот «тяжелого металла», приглушавший гул пламени и потрескивание угольев. Ратмир понял, что карнавал «внешнего круга» закончился и вот-вот начнется шабаш посвященных. Не слишком уверенный в том, что приглашение, переданное кривлякой в трико, дозволяет ему остаться, он было собрался сделать ноги, но тут грянула, усиленная мегафоном, сатанинская музыка, а вместе с ней то ли песня, то ли мелодекламация в исполнении колоратурного сопрано:

— Желание, желание, любовь, — неслось в ночи. — Один закон — желание, любовь. Один источник духа на Земле. Он бьет из недр, мой животворный клюэ-у-уч…

— Экстаз! Экстаз! Экстаз! Экстаз! — речитативом подвывал хор.

— Запретов нет: желай, люби, желай-ай-ай, — вновь заголосила колоратура.

— Экстазу духа нет и нет границ! — подтвердил хор.

— Испей меня, и ты увидишь дверь, и юность распахнется пред тобой-ой-ой…

— Войди! Войди! Войди! Покровы сбрось!

— И тайна здесь откроется тебе-е-е…, — голос был поставлен профессионально.

— Экстаз! Экстаз! Экстаз! Экстаз!

— И чаша жизни вспенится вином-о-о-м…

— Испей! Испей! Испей! Испей!

— Волшебный кладезь мой, мой животворный клю-у-уч…

— Целуй! Целуй! Целуй! Целуй!

— И розы лепестки целуй, целу-у-уй, Грааль священный здесь, возьми, возьми-и-и…

— Экстаз! Экстаз! Экстаз! Экстаз!

— Возьми меня! — имитируя пик любви, выкрикнула певица.

— Возьми! Возьми! Возьми! Возьми! — зачастил хор.

— Запретов нет, еще, еще, еще, — драматическим шепотом истомно задышала невидимая исполнительница и оборвала хриплым вскриком на низкой ноте: — Ах! О-о-о…

Дальше пошла уже чистая мелодекламация:

— Я грация, что дарует наслаждение сердцу мужчины! Невообразимым наслаждением я одарю на Земле! Я дам экстаз и мир, и отдых дам за той чертой, где больше нету жизни! Я ничего не требую взамен! Не нужно мне ни жертвы, ни молитвы! Доверься мне и погляди, как я сама люблю, как я колдую! Запомни: это я, какая есть! Смотри теперь, какой я скоро буду! Когда упьюсь, колдуя и любя, когда возьму, желая и колдуя!

— О, Диана! Диана! Диана! — ожил хор. — Желаю, желаю, желаю…

Если бы Ратмир не читал «Книгу Теней», наполненную кроулианской отсебятиной, он бы удивился и даже обиделся за девственную лучницу. Артемида-Диана сурово обходилась с распутниками. Она так покарала дерзкого любострастника, подсмотревшего ее купание, что при одном виде красавицы, бегущей наперегонки с ланью, самые смелые охотники, сломя голову, бросались наутек. Слишком рьяных стрелков, бивших зверье ради забавы, богиня тоже не жаловала.

За какие грехи ее, сестру Аполлона, превратили в блудницу? В нимфоманку?

Услышав, что кто-то идет, Ратмир отошел в тень и решил дождаться появления Эбигайль. На худой случай, его прогонят отсюда. Первым появился длинноволосый, спортивного вида мужчина с двуручным мечом на плече. На нем была волочащаяся по земле черная мантия. Четыре разреза, идущие почти от плеч, открывали загорелое тело. Остановившись у северной границы круга и вертикально воткнув меч, он сцепил руки на эфесе — страж, которого Густав Мейринк мог бы назвать «Ангелом северного окна».

Следом за ним из боскетного проема вышел главный жрец. Высоколобый, сильно лысеющий хлюпик тоже нес длинный меч. Изготовленный, очевидно, по специальному заказу и тяжелый. Одетый в белое, хоть и без разрезов, жрец тоже шел босиком и обходился без исподнего. Судя по возне в кустах, переодевание происходило где-то рядом и можно было не опасаться за здоровье новоявленных служителей Лунной богини: над заповедной поляной клубился, искажая очертания, горячий воздух. Жрец бросил меч на газон, зажег трехрожковый канделябр на жертвеннике, затем, войдя внутрь круга, поставил возле каждого знака по зажженной свече и бокалу. В северной точке, где, согласно теургическим правилам, положено быть «Книге духов», он придавил камнем соединенные скрепкой машинописные листы. По сравнению с шестнадцатым веком, когда колдовское помрачение грозило окончательно свихнуть мозги, здешний шабаш намечалось провести по сокращенной программе. Закончив приготовления, жрец поднял меч и, наклонив его к Востоку, пробормотал нечленораздельное заклинание.

Борцов разобрал только нечто похожее на «Зомелак». В кустах это произвело должное воздействие.

Колдуны и колдуньи вышли на поляну, точно униформисты на цирковую арену: попарно и в чинном строю. В отличие от последних, униформа блюстителей викианских традиций ограничивалась подвязкой на левой ноге и ожерельем из крупных камней. Леди, в том числе весьма пожилые, были в легких накидках, открывавших бедра; туалет мужчин существенно не отличался от облачения стража.

Борцов обнаружил лишь два знакомых лица: давешнего скрипача и продавца минералов. Разносчика нацистской заразы в мужском полукольце — справа от жертвенника — не было.

По знаку верховного, на поляну вытолкнули уже совершенно голую пару: полноватую шатенку лет восемнадцати и взлохмаченного парнишку примерно того же возраста. Руки их были скручены за спиной, а глаза прикрывала черная повязка.

Одна из колдуний, высокая и, не в пример прочим, в закрытом платье, поверх которого была надета туника из белого шифона, вступила в круг, став спиной к жертвеннику. Плюгавенький жрец едва достигал плеча напарницы.

— Войдите в круг силы! — скомандовал он, отсалютовав, как это принято в фехтовальном поединке, мечом.

Молодых людей провели к коврику и поставили на колени.

— Свободу желанию! — провозгласила жрица. — Свободу любви! — По ее знаку запястья неофитой освободили от пут. — Прозрейте для света! — провозгласила она, и повязки тотчас же были сняты.

Кандидаты, скрестив на груди руки, покорно опустили головы. Высокая леди занялась юношей, а жрец, мельком глянув на розовую пухлую попку, поднял отроковицу и сам опустился перед ней на колени. Издав непонятные звуки, он облобызал ее лодыжки, колени и грудь, затем, пригнув к себе, поцеловал в губы. Последний поцелуй пришелся в волосяной треугольник лобка. Точно такую же процедуру жрица проделала с парнем, после чего произошел обмен и сцена повторилась. Далее молодых опять опустили на коврик, и жрец, хлопнув бичом, нанес каждому по четыре удара. Проступившие на коже следы показали, что порка была отнюдь не шутейной. Будущая ведьма даже не смогла сдержать слез.