Михаил Харитонов - Факап

Всё эти Малышев изложил в докладной записке начальству. В конце которой он заметил, что парадоксальным образом подобная репутация книгочеев не только паскудит, но и охраняет. С книжными людьми — как и со всеми прочими, подозреваемыми в работе на государство — старались не связываться. Да, их недолюбливали, их услугами пользовались с опаской и брезгливостью. Но их опасались и старались лишний раз не задевать.

Забегая вперёд: буквально через пару лет ситуация изменилась. Когда над арканарским троном воспарил орёл наш дон Рэба.

День 98

Странное ощущение — глаза бы мои не смотрели ни на какую пищу. Пережрал, короче. Решил сегодня устроить себе разгрузочный день. В связи с чем слушаю третий гитарный концерт Мазератти в исполнении Василия Кручины и пишу. Кстати, под музыку легче пишется. Раньше выключал. А зря. Опечаток, правда, больше становится, если с музыкой. Даже и не знаю теперь. И так нехорошо, и так нехорошо.

Да что опечатки. Я тут себя в очередной перечитывал. И выловил в тексте несколько откровенных ляпов. Ну например, написал я, что у АСТ-коллектора есть, оказывается, контур стабилизации возмущений вакуума. Блин горелый, ну что это такое? Контур гашения, конечно! На зачёте в лётном за такую оговорку я дополнительный вопрос получил бы.

Или вот ещё: мнимые значения в матрице Ламондуа. Ну тоже глупость, конечно, написал, причём тут мнимости, там непунктирные спинорные индексы вылезают. Хотя нет, стоп, опять туплю. Индексы — это не матрица Ламондуа. Индексы — это где базовые преобразования фундаментальной длины. А матрица Ламондуа — это развёртка надримановской метрики, если я ничего не путаю.

Пёс, пёс, ну совсем физику забыл. Выберусь отсюда — непременно в учебник нуль-физики гляну. А лучше заново курс пройду. Без СНВ, само собой, на лёгком гипнозе. Ну, чтобы не ляпнуть в компании что-нибудь этакое.

Кстати, тоже вот проблема. Я ж прекрасно понимаю, что физика-математика мне по работе не особо нужны. Но вот как-то не принято у нас не разбираться в науке. Потому что будут считать… а вот кем, кстати? Дураком? Нет, конечно. Недоучкой? Да тоже вроде бы нет. Профессионально непригодным? Вот уж точно нет. Но при всём при том уважения ко мне точно убавится. Типа — нормальный мужик, умный, дело знает, но в математике не сечёт, фазовую и групповую скорость волны путает, ну и так далее по всем кочкам. И будут на меня посматривать с этаким, знаете ли, чувством. Ну совсем-совсем незаметным. Но я замечу.

И чтобы ничего такого про себя не замечать, я впихнул в себя столько физики и математики, сколько нужно, чтобы оправдать занимаемое положение. То есть довольно-таки много. Мог бы и больше, но я же понимаю, что это манипуляция. Нужная для того, чтобы выстроить наше общество ещё и по этой линеечке.

Почему так? Потому что, как ни крути, наука для нас — высшая ценность. Ну, допустим, не самая высшая. Самая высшая — это деятельный гуманизм. Значит, наука вторая по значению. А где-то даже и не вторая. И уж точно всеобщая. Потому что деятельный гуманизм — это как бы за всё хорошее против всего плохого. Вот только где хорошее, а где плохое, обычно выясняется сильно позже, чем хотелось бы. А вот сходится формула или не сходится, можно просчитать. Так что реально рулит наука. Причём не просто наука, а именно математика с физикой и всё на них похожее. Ну а всеобщая ценность на то и всеобщая, чтобы её разделяли все. То есть каждый. И чтобы до каждого дошло, что она не хухры-мухры, а именно ценность, он должен это ощутить на собственной шкуре. Так или иначе. То есть — или потратив время и поломав голову над всякими научными теориями. Или терпя вот такое к себе отношение. Не то чтобы вот прямо плохое, а всё-таки нелестное. Вот как-то так. Лучше бы Сикорский сказал, он такие вещи в три фразы уминает. А у меня коряво как-то. Ну извините, не писатель. Зато фазовую и групповую скорость волны не путаю.

Эх. Что-то я снова разболтался про своё про девичье, как выражается Славин в таких случаях. А надо бы всё-таки про Антона.

Внедрение Малышева в качестве благородного дона Руматы прошло успешно. При дворе его приняли. За молодого дурака, у которого денег куры не клюют, а мозгов мало. Репутация не самая почётная, но для агента — самая удобная. Малышев её закрепил, сразу поссорившись с двумя очень уважаемыми людьми из королевской канцелярии, а для закрепления эффекта — приударив за новой королевской любовницей, доной Мидарой. Такая дурь произвела впечатление даже на крайне подозрительного Пица Шестого, который на каждое новое лицо смотрел как на потенциального шпиона. Поэтому он ограничился всего лишь плотным наружным наблюдением за новичком. Тот себя и показал: много и безобразно пил, дрался с кем попало на мечах и шпагах, настойчиво — хотя и не очень успешно — волочился за несколькими придворными дурами, а для быстрого удовлетворения плотских потребностей поселил у себя молодую девку из простых. Такое простодушие постепенно убедили короля и его людей, что молодой эсторский аристократ — тот, за кого себя выдаёт. Справки, наведённые в метрополии, вроде бы подтверждали, что благородный дон Румата Эсторский — богатый простофиля, убранный собственной семьёй подальше, чтобы не путался под ногами. Несколько настораживало демонстративное богатство молодого дона: люди, привыкшие сорить деньгами, часто оказываются на мели и продаются задёшево. Однако две сымитированные королевскими службами попытки вербовки дон Румата отверг именно в том стиле, в котором этого от него можно было ожидать: одного вербовщика он чуть не зарубил, другого напоил до полусмерти и сдал королевским стражникам. Причём последним специально сказал, что весь Арканар он продал бы за три гроша, но его, великого Румату Эсторского, гроши не волнуют. И тут же заблевал им всю канцелярию, достоверности ради.

Все заинтересованные лица пришли к выводу, что новичок пока что не представляет непосредственной опасности. А также и интереса. И оставили в покое — до поры до времени, разумеется.

Примерно год Антон вживался в новые реалии и собирал информацию. В особенности его интересовало положение дел с местными светочами прогресса и носителями культуры, на которых Институт сделал ставку. Благо, за год внедрения он многое понял. Что именно — я уже вроде как рассказал.

Однако личное знакомство со сливками местного интеллектуалитета дополнило общие впечатления красочными подробностями.

Королевский двор был главным работодателем для книгочейской верхушки. При дворе толклись поэты и музыканты, подрабатывающие сочинением од и эпиталам, а также оскорбительных эпиграмм и хульных виршей (за это платили лучше). Алхимики, знахари и прочие шарлатаны тусовались там же: торговали лекарствами, ядами и средствами для потенции. Туда же стекались и художники. Эти в основном обслуживали увядающих доний, омолаживая их на холсте, а также благородных донов, изображая для них обнажённую натуру. В столице империи была даже обсерватория. Пиц Пятый делал вид, что увлекался астрологией — это позволяло ему принимать неожиданные решения, ссылаясь на волю звёзд. Кроме того, его интересовало построение календаря более точного, чем эсторский. Работы над календарём были прекращены уже при Пице Шестом, когда придворный астролог Багир Киссэнский, подкупленный соанцами, составил гороскоп, решительно противоречивший планам Его Величества. Это произошло уже во времена Министерства охраны короны, и Багир оказался в числе первых жертв… Впрочем, отдельная история.