Михаил Харитонов - Факап

Этих людей заметили не сразу. Довольно долго в королевских учётных книгах они проходили по разряду «прочие люди» — то есть не члены гильдий и других объединений, не имеющие гарантированных доходов, но при этом не принадлежащие к криминальному дну. Выделил их в нечто особое Пиц Пятый — тот самый толковый юноша, которого его предшественник буквально затащил на трон.

Молодой король был и в самом деле толковым и за своё долгое царствование наделал на редкость мало ошибок. Однако у него было одно уязвимое место: он очень переоценивал Соан и всё соанское. При этом ум ом-то он понимал, что большая часть соанских порядков и установлений для Арканара не годятся, а уж тамошняя монетократия — прямо на глазах вырождающаяся в клептократию — не вызывала у него ни малейших симпатий. Но ему нравилася соанский флот, соанские дороги, соанский порядок в делах. В особенности его восхищала почтовая служба. В конце концов он решил попробовать создать нечто подобное у Арканаре.

В отличие от прочих задумок Его Величества, данные планы были, увы, совершенно утопическими. В том состоянии, в каком тогда находился Арканар, невозможно было обеспечить сколько-нибудь надёжную доставку корреспонденции даже в столице — либо она вышла бы слишком дорогой. При этом Святой Орден уже разворачивал свою почтовую систему, конкурировать с которой было в перспективе бессмысленно. Все королевские советники дружно держались этого мнения и препятствовали королевским планам как могли. Но Его Величеству очень хотелось попробовать, так что в конце концов почту начали всё-таки строить. Быстро выяснилось, что для занятие должностей почтальонов катастрофически не хватает грамотных людей, способных хотя бы прочесть то, что написано на конверте. В этой ситуации Пиц Пятый поступил в стиле своего предшественника. А именно: составил и подписал особый королевский рескрипт, дарующий людям, умеющим грамотно писать, считать до ста и знающих основы науки о направлениях, ряд специальных привилегий. Главной было право свободно передвигаться по всей коронной территории Арканара. Право было ценным: в Арканаре — как и в Ирукане — все, кроме благородных донов, были стеснены в перемещениях: даже гильдейские купцы вынуждены были выправлять разрешения для дальних поездок. Король это обстоятельство учёл и поэтому все остальные права будущих почтальонов аккуратно обрезал по уровню личных подданных, даже ниже — чтобы грамотные купцы и гильдейский люд не соблазнялись.

Увы, королевский почтовый проект закономерно провалился. Пробные запуски двух почтовых маршрутов показали, что услуга не пользуется спросом, а риски слишком велики. Король с сожалением расстался с мечтой и сосредоточил усилия на совершенствовании коронной курьерской службы.

Однако рескрипт отменён не был, слухи о нём распространились и нашлось достаточное количество желающих им воспользоваться. В основном это были грамотные люди, нуждающиеся в свободе передвижения — писцы и сочинители, лекари-знахари, гадалки и предсказатели, странствующие артисты, певцы и музыканты, книгопродавцы, мошенники, и тому подобный народец. Правда, дело упёрлось в отсутствии инстанции, удостоверяющей знания кандидата — вместе со свёртыванием почтового проекта были ликвидированы и все органы, им занимающиеся. Бумажки с прошениями, тем не менее, копились в канцеляриях, а писали их люди грамотные и упорные. В конце концов королю доложили о возникшей проблеме. Тот удивился, но уделил вопросу три или четыре минуты августейшего внимания, которые и решили дело.

Логичнее всего было бы препоручить вопрос какой-нибудь гильдии. Но гильдейские права король давать разношёрстному сброду не захотел. Поэтому он передал наблюдение за данной публикой коронной страже — слабенькой пока организации, созданной по образцу ируканской охранки, но в будущем имеющей шансы вырасти в полноценную полицию. К коронным стражникам можно было обратиться с прошением и через некоторое время — если повезёт и если удавалось подмазать местного начальника — получить бумагу о том, что податель сего не вор и не беглый, а вольный грамотей, или книгочей. Кстати, именно тогда впервые в официальной лексике появилось само слово «книгочей». Перевод, конечно, приблизительный: арканарское «бугударон», означало что-то вроде «человек, занимающийся бумажными свитками», без уточнения, читает он их, пишет сам, или делает с ними что-то ещё. Но, в общем, прослойка как-то оформилась и была даже признана официально.

На этих-то самых книгочеев Институт и делал ставку. И соответствующим образом настраивал забрасываемых в Арканар наблюдателей.

День 96

Пробовал сегодня сделать мороженое с растопленными ирисками. Ириски вышли неважно, потому что я хотел классический баттерскотч из сливочного масла и жжёного сахара. Уж не знаю, что «Поварёнок» туда намешал. Получилось неплохо, но не то. Даже не так: по отдельности очень похоже на оригинал, а вот вместе — разница уже ощутимая. Хотя, может, это у меня со вкусом проблемы: забыл, как оно на самом деле?

Вот, кстати, психологический феномен. Я вроде ещё недавно думал, что меня убили и живу я, так сказать, посмертно. Сейчас у меня столько же оснований так думать. Даже больше, потому что история с комбайном, как ни крути, подозрительная. Но думать так не хочется. Вот раньше хотелось, а теперь нет. Почему? Не знаю. И, честно говоря, и знать не особенно желаю. Ну не хочется мне быть мёртвым, когда у меня такой праздник живота.

Ну да это я опять про своё. А надо бы про Арканар. И про Антона.

Малышев летел на Аврору, набитый по самую маковку знаниями. Он мог отличить северного меднокожего варвара от южного и восточного по узору на сапогах. Он уверенно различал пять основных диалектов арканарского языка и два десятка местных говоров. Он овладел крайне неудобной арканарской системой записи чисел и эсторским галантным стихосложением. Он мог есть чёрный хлеб со жмыхом и мыться с лохани. Однако некоторые вещи оказались для него неожиданными. Причём вещи важные, можно сказать определяющие.

И самое первое, с чем столкнулся Малышев — это со специфическим отношением к работникам умственного труда.

Малышев начинал как писец и учётчик в лавке. Он также брался за составление прошений и писание писем под диктовку для неграмотных, беря за это буквально гроши. Таким образом он рассчитывал войти в доверие к местным жителям и стать для них своим. Эффект был обратным: через какое-то время Антон заметил, что с ним общаются исключительно по нужде. Даже в местном кабаке ему приходилось пить в одиночестве: его избегали даже пьяные компании. При этом с прямой агрессией он тоже не сталкивался — его старались не задевать, но и общения избегали.