Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Во время суда я сидела на заднем ряду, и Трухио не видела меня, пока ее не повели из зала. Когда она посмотрела на меня, в ее черных глазах было не больше эмоций, чем в треугольных глазницах Девы Голубой Кукурузы. У нее была своя маска. Впрочем, она есть у каждого из нас.

Моя работа состоит в том, чтобы замечать мелкие детали, и, когда она отвернулась, я заметила у нее скорбную морщинку. Может, она скорбела о Малоуне, может, о какой-то более глубокой утрате, а может, и не об одной. Впрочем, чего не было на ее лице, так это сожаления. Она сделала то, что считала необходимым ради установления правильного порядка вещей. Я ушла расстроенная, но удовлетворенная. Я видела тонкую и преданную душу, которая взяла жизнь Алана Малоуна, а затем протянула руку и закрыла ему глаза.

Это рассказ о рассказе, который обошел полный круг.

Несколько лет назад я услышала об антологии, которую редактировал Роджер Желязны, и решила попытаться написать для нее рассказ. Темой антологии были азартные игры, особенно бридж. В те времена индейские игорные заведения в Нью-Мексико ограничивались несколькими залами для лото, и я решила отнести рассказ к недалекому будущему и сделать местом действия казино в индейской резервации Сандия.

Тогда рассказ не получился. В нем было несколько неплохих деталей, но в целом он оказался ужасным, настолько ужасным, что я даже не потрудилась отредактировать его и послать Роджеру.

В этом году мне оказали честь отдать дань памяти Роджеру новым рассказом. Я немедленно вспомнила о той моей неудачной попытке и решила использовать ее. В наши дни в резервации Сандия действительно есть казино, и я решила на этот раз постараться, сохранив удачные эпизоды из того рассказа и вставив их в «Арройо де Оро».

Вот, наконец, тебе рассказ, Роджер. Спасибо за то, что ты был собой.

Стивен Браст

СТАВКА НА ПИТТСБУРГ[3]

В своем предисловии к антологии «Колесо фортуны» Роджер заметил, что, приступая к игре, «среднестатистический персонаж реальности, похоже, имеет фору». Но, разумеется, если вы похожи на рассказчика из новеллы Стивена Браста, полагаться на удачу явно недостаточно.

Сигнианин осторожно положил перед собой двадцать имусов и откинулся в кресле. ’Гейзианин, сыграв вслепую по маленькой, сбросил карты быстрым движением щупальцев. Я играл вслепую по крупной на десять имусов; у сигнианина была кнопка, агрессивная ставка и, пожалуй, больше ничего.

Прошу прощения. Я как-то не привык объяснять все это людям, которые не играют; останавливайте меня, когда станет совсем непонятно. Я имею в виду, что была моя очередь делать вынужденную, «слепую» ставку, перед тем, как увидеть свои карты — все идет по кругу, понятно? Вы по очереди делаете маленькую слепую ставку, большую слепую ставку и тому подобное, а парню с «кнопкой» выпадает действовать последнему. Так понятнее? Нет? Ладно, не берите в голову. В этой раздаче сигнианин, у которого была кнопка, действовал последним в каждом раунде ставок, что давало ему преимущество — он видел ставки всех остальных. Я начинал, догадываться, что у него, кроме этого преимущества, ничего больше и не было. Да, еще у него было гораздо больше фишек, то есть денег, на столе, чем у меня. Я открыл свои карты: дама с девяткой, не в масть. Неплохой расклад в том, и только в том случае, если бы я имел дело с чистым блефом — как, возможно, и было. Соблазнительно, но я сбросил карты. Подожду до следующей сдачи. Если не считать пары сдач в конце раунда, у меня все время была позиция за ним (именно поэтому я там сел; иметь позицию за сигнианином всегда выгодно), поэтому хотя бы из этих соображений лучше было подождать.

Что? Ох. Нет, нет, это не ваша вина. Под «позицией» я подразумеваю, что в большинстве случаев мне приходилось принимать решение после того, как я уже видел, что делает сигнианин; вот это и называется «иметь позицию» за кем-нибудь.

Понимаете, в покере все строится на принятии решений. Хороший игрок — это тот, кто хорошо принимает решения, вот и все. И чем больше вам известно, тем лучшее решение вы примете. Поэтому если за столом сидит кто-то вроде типичного сигнианина, который любит срывать банки и делать большие агрессивные ставки, вы можете принять лучшее решение, если узнаете, что у него на уме, перед тем, как сделать свою ставку. Итак, я был осторожен и старался играть как можно лучше.

Пока крупье мыл колоду, я следил за сигнианином. Я бы что-что? «Мыл»? Не обращайте внимания. Он тасовал, ясно? Последний час я провел, сбрасывая весьма достойные расклады, время от времени срывая небольшие банки, чтобы остаться при своих, и изучая других игроков. И убедился, что мне говорили правду: сигнианина невозможно «прочитать». Его движения были скупыми, аккуратными, а главное — абсолютно одинаковыми, независимо от того, были у него камни или ничего не было; вот только каждый раз, когда его проверяли — у него оказывались камни. Это…

Бога ради. Хорошо.

«Камни». «Орехи». «Скалы». «Адмиралы». Лучший из возможных раскладов в данных обстоятельствах. Когда у меня на руках были дама с девяткой, если, у реки — я хочу сказать, после последней карты — в прикупе были бы, скажем, 4, 5, 8, 10, валет, причем среди них не было бы трех карт одной масти — то у меня были бы камни. Понятно?

Так вот я и говорю, что каждый раз, как сигнианина проверяли, он показывал лучший из возможных раскладов. Марсианский колонист обнаружил это, и это стоило ему всего, что у него было на столе. Но марсианские колонисты азартны, известное дело.

Марсианские колонисты азартны, сигниане же — бесстрастные счетные машины, которых невозможно понять. ’Гейзианцы — скалы, т’цетианцы — вечные проверялы, и так далее, и тому подобное… я знаю, что кажусь вам справочником предрассудков, но если предрассудок — все, что у вас есть под рукой, то на него приходится делать ставку, пока не добудешь побольше информации, а я всегда ставлю на больший шанс. К тому же я еврей.

Я положил пять имусов на малую слепую ставку (делаете большую слепую ставку, потом малую слепую, потом кнопку — в таком вот порядке — а затем ваша позиция постепенно ухудшается по мере того, как кнопка передвигается по столу). Другой ’гейзианин (кажется, все же ’гейзианка), поставил большую слепую ставку, и крупье раздал карты. Крупье точно был женского рода, причем землянкой, и красивой. Капитан Билли нанимал только таких крупье, почему все на Титане и шли играть к Капитану. Кроме того, Билли смог создать у себя в заведении атмосферу безопасности, и, до некоторых пределов, дружелюбия.

Я защитил ставку моим счастливым серебряным долларом 1921 года. Не то чтобы я был по-настоящему суеверен, но выгодно, когда другие игроки считают тебя таким. Спейсер, сидевший напротив меня на первом месте, поставил сорок; спейсеры обычно еще более азартны, чем марсианские колонисты, и этот парень разыгрывал слишком много раскладов на ранних позициях и поднимал ставки на раскладах, которые того не стоили. Рано или поздно он должен был сломаться, и я надеялся, что буду тем, кто его сломает.