Кирилл Бенедиктов - Путь шута

— Почему у меня? — охрипшим голосом спрашивает Хачкай.

— Потому что вечером шестнадцатого в «Касабланке» был ты. А Мира Джеляльчи в это время обслуживала клиента, который ничего не знал о «ящике Пандоры». Потому что полицейский в Тиране, почти поймавший тебя у канализационного коллектора, был ранен из того же оружия, из которого убили агентов сигурими. Из русского беспламенника. Кстати, предупреждая ненужные вопросы: первое, что сделали у нас на базе, когда захватили вас с Джеляльчи, это пробили найденные при тебе стволы. Два принадлежат агентам сигурими — я предполагаю, что ты снял их с трупов. А вот третий… ну ты уже и сам все понял. И, наконец, потому, что известный тебе Горбун раскололся и рассказал полиции о твоей сделке с Лари Хоганом. Любому судье этого достаточно, Ардиан.

— Откуда вы знаете про Миру? — хмуро спрашивает он. Еще один правильный вопрос. Я готов аплодировать умению этого парня находить слабые места в обороне противника. Я действительно не имею ни малейшего представления о том, что делала Мира Джеляльчи в тот вечер, когда Хачкай прикончил Джеронимо. Хотя бы потому, что Лоэнгрин не спешит делиться со мной результатами своего расследования.

— Ее сейчас допрашивает сам Фаулер. Тот самый, что взял тебя на дороге на Шкодер. Тебе нужны какие-нибудь пояснения?

Это серьезный удар. Кажется, он даже вздрагивает. Наступает переломный момент в нашей беседе, и я решаю усилить нажим.

— Не сомневаюсь, что она выложит все, что знает. И про свое сотрудничество с сигурими, и про то, как ты скрывался у нее после бегства из Тираны. Так что проблема только в тебе, друг мой.

Хачкай все больше вжимается в кресло. Я вытаскиваю из ящика стола пачку сигарет, выщелкиваю крайнюю справа, закуриваю. Небрежно бросаю пачку на стол, внимательно наблюдая за реакцией Ардиана.

Это очень хитрые сигареты. Четыре из них — по краям пачки — не содержат никотина и вообще набиты какой-то безвредной травой. Завязавшим курильщикам со стажем, вроде меня, от них ни холодно ни жарко, Остальные шестнадцать сигарет содержат слабый синтетический наркотик, развязывающий язык. Что-то вроде «сыворотки правды», которую Мауро вколол Ардиану, но более мягкого действия. Хачкай, впрочем, сигареты игнорирует.

— Не стану скрывать, Ардиан, ты попал в грязную историю. Даже если не удастся доказать твою причастность к гибели Джеронимо, убийство Шараби и его людей все равно повесят на вас с Мирой. Сигурими потребует вашей выдачи, и мне даже думать не хочется о том, какое будущее вас ожидает. Хуже всего, однако, что если ты будешь продолжать молчать, мы вряд ли сумеем добраться до нынешних владельцев «ящика Пандоры». Ты готов нести ответственность за гибель своей страны, Ардиан?

Я в две затяжки докуриваю безвкусную сигарету и расчетливо нервным движением тушу ее в стальной пепельнице. Хачкай опускает голову и принимается сосредоточенно разглядывать носки бесформенных войлочных тапочек.

— Мне нужно подумать, — бормочет он. — Мне правда нужно подумать…

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расплыться в довольной ухмылке. Мальчишка уже почти готов. Еще чуть-чуть — и он заговорит. В такие минуты чувствуешь себя игроком, которому вдруг начала идти карта — и очень важно не дать азарту взять верх над профессионализмом.

— Время, Арди, время! Это Мауро готов был ждать три часа, чтобы заставить тебя говорить, а я не могу позволить себе такой роскоши. Ты мне нравишься, парень, в тебе есть стержень, раз ты выдержал пытку пейнмастером, и я не собираюсь выбивать из тебя правду. Я просто хочу ее услышать — и как можно скорее.

Он по-прежнему молчит, но теперь это молчание напоминает упавшую на пол и треснувшую чашку. На вид все еще целая, но стоит взять ее в руки — и она тут же рассыплется на кусочки.

— Черт возьми, парень, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и Мире выбраться из того дерьма, в котором вы оказались, если ты поможешь мне найти «ящик Пандоры». Пойми, это сейчас важнее всего! Может быть, в эту минуту чей-то палец уже готовится нажать на проклятую кнопку. Может быть, уже поздно что-то делать…

— Подождите, — перебивает меня Хачкай, выпрямляясь на своем стуле. — Что вы сказали про палец?

Не очень понятно, почему из всей моей тщательно подготовленной речи его зацепил именно палец. Но с Хачкаем определенно что-то происходит. Лицо у него мгновенно становится собранным и жестким, и я не могу отделаться от мысли, что именно с таким лицом он и расстреливал людей Шараби из своего русского беспламенника.

— Я знаю, у кого сейчас «ящик Пандоры», — произносит он ровным голосом. — Точно знаю.

— Надеюсь, на этот раз ты говоришь правду, Ардиан.

В его глазах — недоверие, смешанное с надеждой.

— Обещаете вытащить Миру?

— Вытащить — нет, — сразу же отвечаю я. — Ею занимается Фаулер, а ему я приказывать не могу. А обещать просто так, чтобы тебя подбодрить, я не стану. Но уверяю тебя — я сделаю все, чтобы облегчить ее судьбу. Твою, само собой, тоже, но ты ведь сейчас не о себе беспокоишься…

— Она моя девушка, — твердо говорит Хачкай. — Пожалуйста, Луис, вытащи ее.

«Вот мы уже и на „ты“, — думаю я, но не поправляю его. Пускай, если ему так легче. Наживка проглочена, теперь мое дело — осторожно и грамотно подсечь. А для этого нужно его немножко позлить».

— Зачем повторять дважды? Я приложу все усилия. Но не говори мне о том, что она твоя девушка, Арди. Только на нашей базе в Дурресе найдется человек двадцать, которые могут сказать о ней то же самое.

Ардиан скрипит зубами. Я ожидаю, что он сорвется и бросит мне в лицо что-нибудь обидное. Но вместо этого он ровным голосом произносит:

— Итальянца застрелил я. А приказал мне это сделать мой босс, Василис Хризопулос по прозвищу Скандербег.

Что ж, думаю я удовлетворенно, все-таки ты не самый глупый полицейский на свете, Луис Монтойя.

Встроенные в стол диктофоны работают с того самого момента, как я закрыл за собой обитую звуконепроницаемым пластиком дверь «Лубянки», но, чтобы показать Хачкаю, насколько важно для меня его признание, я открываю лэптоп, достаю световую ручку и принимаюсь записывать.

— Я работал на Скандербега и раньше, — ничего не выражающим голосом продолжает рассказывать Ардиан. — Но в этот раз все было очень странно. Сразу после того, как я вернулся из Дурреса, он приказал своим охранникам избить моего отца, потом брата… Я бежал из Тираны, потому что не понимал, что происходит. Мне казалось, что он хочет убить меня, но я не понимал за что…

— Тебе самому Скандербег не угрожал? — спрашиваю я буднично. — Ну, например, за то, что ты попал в полицию? Или ты не говорил ему о том, что был у нас на допросе?