Дмитрий Янковский - Третья раса

«Только бы Молчунью не прихватило!» – подумал я с ужасом.

Погрузиться без балласта я бы уже не смог. Ни при каких обстоятельствах – это точно. Есть вещи, которые никому не под силу.

– Ответь мне! – сигналил я, ощущая растущее беспокойство.

– Я живая. Отцепила балласт, всплываем.

Пламя ее фальшфейера перестало уменьшаться. Теперь мы всплывали с одинаковой скоростью, которая нарастала с каждым метром. Кости ломило жутко, сжатые газы в кишечнике, получив свободу от натиска глубины, распирали меня изнутри с чудовищной силой. Глаза вылезали из орбит. Вообще я раздувался, как жаба, и всерьез боялся лопнуть.

– Как Долговязый? – спросил я.

– С ним очень плохо.

– За яйца хватала?

– Только этим и занимаюсь! Он отпихивается, но как-то вяло.

– Ничего, ты тоже поначалу вяло отпихивалась.

Отпихивается… Все с ним будет нормально. Я был уверен – чтобы проигнорировать захват за интимные части тела или удар в пах, надо быть мертвым. Ну, хотя бы в глубокой коме. Я думал об этом, чтобы хоть немного отвлечься, потому что взбесившиеся в глубине тела газы грозили в прямом смысле разорвать меня в клочья.

– Копуха, я не могу! – услышал я синтезатор Молчуньи. – Лопну!

– У меня та же беда.

Глубиномер показал двести метров. По сравнению с километром это уже нормально, так что если мы не лопнем, как лягушки, то жить будем долго и счастливо.

– Долговязый приходит в себя, – сообщила Молчунья.

Надо думать! Его-то распирало не меньше нашего, а от такой боли и коматозник, наверное, выскочит из реанимационной камеры. Не то что живой и здоровый человек, потерявший сознание от спазма сосудов. Хотя, если кроме шуток, вся заслуга в спасении Долговязого всецело принадлежала Молчунье. Она была не только лучшим на свете пилотом, не только лучшим на свете механиком, но и самым надежным товарищем. Один раз она мне жизнь спасла, теперь Долговязому. До этого мне как-то не приходило в голову, насколько это большое счастье – спасти жизнь другому. Однако мне это не удалось ни разу. Я даже Чистюлю не прикрыл, когда он с легким карабином в руках выступил в полный рост против зависшего гравилёта с ракетами. Жив он остался чудом, и моей заслуги в этом не было никакой. Потому-то его наградили Алмазным Гарпуном – высшей наградой подводных охотников, а меня лишь Кровавой Каплей. Знаком отличия за убийство. Чистюля нас всех тогда спас, вот в чем смысл.

От рези в кишках у меня перед глазами плыли кровавые пятна. И именно в этот миг я вдруг понял, что одному мне задуманного не выполнить. Ни за что. Как бы я ни тужился, как бы ни старался представить это дело как личное и семейное, мне без посторонней помощи не добраться до Поганки. Я мог знать все ловушки, мог раздобыть аппарат, катетер, что угодно. Но если со мной что случится, некому будет помочь. А разве есть на свете товарищ надежнее, чем Молчунья? Если уж доверить свое безумие, то только ей. Если она Жабу простила его выходки, то, возможно, поймет и меня. Только с ней надо быть еще честнее, чем с дельфинами. Пусть она лучше пошлет меня к дьяволу, чем я ей совру.

Наконец я расслышал синтезатор Долговязого:

– Рвите пленку, барракуда вас дери! Могли бы сами додуматься!

До меня сразу дошло, что он имел в виду. Герметично застывший гель не позволял расширившимся газам устремиться наружу.

Мог бы, барракуда его дери, нас сразу по этому поводу проинструктировать!

В несколько движений я разорвал пленку, и у меня изо всех отверстий вырвались пузыри. Стало значительно легче. Мимо проплыли вверх пузыри Молчуньи и Долговязого. Глубиномер показал пятьдесят метров – просто детская глубина.

Новый фальшфейер я зажигать не стал – было почти светло. Над головой мерно покачивалась серебристая поверхность океана, навылет пробитая солнечными лучами. Там была жизнь, там был мир, предназначенный для людей. Я невольно улыбнулся этому маленькому счастью.

Глава 20

ПОБЕГ

Когда мы взобрались на палубу «Рапида», грибок в крови еще выделял кислород, и дышать было вовсе не обязательно. Но как же приятно было вдохнуть свежий ветер, пропитанный солью и запахом океана! Трудно это удовольствие хоть с чем-нибудь сравнить. Хотя нет, вру. Последний раз секс с Лесей доставил мне не меньшее наслаждение.

Мысли о Леське не выходили у меня из головы, а мой план, напутавший поначалу меня самого, теперь казался чуть ли не единственным разрешением ситуации. В кают-компании я только утвердился в этой мысли – сетевой диктор уже на весь мир вещал, что задержана жуткая преступница, вживлявшая нейрочипы живым существам. Дело раздули немыслимо. Хотя что удивляться? Семена попали в благодатную почву. Весь мир был готов радостно устроить новую охоту на ведьм – с гиканьем, с факелами, кострами и прочими атрибутами.

Молчунья глядела на монитор через мое плечо, и мне трудно было понять, что она чувствует. Но не думаю, что ей это нравилось. На одном из каналов пастор какой-то послевоенной религиозной секты яростно потрясал кулаком, проклиная дщерь людскую, внедрившую в мозг божьей твари семя самого дьявола.

«Знал бы ты, чье это семя…» – с ненавистью подумал я.

Наверное, зря правительство скрыло, что вся инженерия биотехов базировалась на геноме человека. Знали бы люди правду, это, может, поумерило бы страсти. А может, наоборот. Человек – самое загадочное существо на Земле, чего уж тут говорить.

Пока мы с Молчуньей сидели в кают-компании и просматривали сетевые каналы, Долговязый отдавал распоряжения Майку. По его плану, прежде чем на полном ходу идти в порт, следовало справиться о наличии там аккумуляторов нужной марки. Аккумуляторы редкие, и могло так случиться, что достать их можно будет только в Ангарной Бухте.

Пока он выяснял этот вопрос, я мучился над тем, стоит ли поделиться с Молчуньей своим планом. Это было в высшей степени рискованным шагом и могло попросту крест поставить на всей затее, но мне нужен был надежный напарник. А кто может быть надежней Молчуньи? В конце концов я решил – если она откажется, это будет знаком того, что план никуда не годится.

– Жаб точно жив, – сказал я, зная, что ее синтезатор и переводчик включен.

– Ты тоже так думаешь? – повернулась она ко мне.

– Я не думаю, я знаю точно.

Пришлось ей рассказать о нейрочипе в голове. По мере приближения к развязке у Молчуньи глаза загорались все ярче. Похоже, она просто надеялась на то, что Жаб жив, но сама не верила в это. Теперь же у нее появились доказательства, и это сильно ее поддержало. В конце концов, не в силах справиться с охватившими ее эмоциями, она бросилась мне на шею и замычала, как мычат все глухонемые, пытаясь что-то сказать. Потом, спохватившись, перешла на жесты.