Юрий Брайдер - Гвоздь в башке
— Лучше не вспоминай. Передозировка подвела. А тут совсем иной случай. Одна бесприютная душа нашла другую.
— И что тебе от этого?
— Мне — ничего. Но этой странствующей душе нужна моральная опора. Сейчас ей очень плохо. Она страдает. Она не видит смысла в дальнейшем существовании.
— Неужели кому-то бывает еще хуже, чем нам! — искренне удивилась дама.
— Представь себе, бывает. Мир переполнен горем.
— Ну почему в тебя не вселится что-нибудь энергичное, жизнерадостное, деятельное! — взмолилась дама.
— А зачем?
— А затем, что тогда бы ты не валялся здесь бревном, а прошвырнулся по окрестностям и сбил бы немного дури. Иначе нам до следующего дня не дожить.
— Доживем как-нибудь, — минотавра стало понемногу клонить в сон. — Не впервой… Но идти в больничку ты меня сегодня не заставишь…
— Недоносок! Мразь! — Дама неловко соскользнула с постели и, как была голышом, так и поползла к инвалидной коляске, застрявшей в протараненных дверях ванной комнаты. — Одна поеду! Голая! Пусть надо мной вся сволочь смеется! Пусть меня голодные псы загрызут!
Достала! Ну, достала! — Минотавр с превеликим трудом принял сидячее положение и стал одеваться, долго и с отвращением разглядывая каждый предмет своего туалета.
— Как там твоя квартирантка? — После того, как они оказались под открытым небом, дама сразу повеселела. — В смысле бесприютной души…
— Затаилась, — буркнул минотавр, толкая перед собой коляску. — Присматривается. Тут ей все внове.
Столь быстрое разоблачение отнюдь не встревожило меня. Во-первых, мне и в самом деле было глубоко на все начхать, а во-вторых, я ничуть не боялся этого несчастного, изувеченного жизнью быкочеловека. Наоборот, иногда в нем даже проскальзывало что-то симпатичное.
Не хочу сказать, чтобы меня очень уж интересовала окружающая обстановка, но взглянуть на быкочеловеческое будущее все же стоило. Интересно, куда завел минотавров путь, указанный Астерием Непобедимым — в райские кущи или в адские бездны?
Увы, меня ждало разочарование. Мало того, что мой минотавр был полуслеп (какой скорбный контраст с орлиной зоркостью предков!), так он еще старался не фиксировать свой взгляд на чем-либо конкретном, как бы отстраняясь от внешнего мира.
Это был типичный интроверт — личность, обращенная внутрь себя самой.
Действуя в своей привычной манере, он даже не заметил бездыханное быкочеловечье тело, лежавшее поперек пешеходной дорожки, но дама-инвалидка не преминула высказаться по этому поводу:
— Совсем обнаглели филины. Уже и дохляков не подбирают.
— Ты языком-то зря не болтай, — упрекнул ее минотавр. — Еще восьми часов нет. Труповозки позже выезжают.
— Откуда мне время знать! — окрысилась дама. — Сам же ведь мои часы загнал.
— А кто аккумуляторы от коляски на дозу «торчка» сменял? — парировал минотавр. — Ехала бы сейчас, как цаца, и меня не заставляла корячиться.
Ладно, не петушись, — дама устроилась в коляске поудобнее и постаралась придать своему потасканному личику благостное выражение. — А то на нас санитары в окна косятся…
Медицинское заведение, в которое они прибыли, пахло вовсе не больницей, а овощебазой — то есть вечной сыростью и залежалой гнилью. Пологий пандус, ведущий к входным дверям, был сплошь забит инвалидными колясками. Одни были еще в заводской смазке, другие успели заржаветь, но похоже, что ими никто никогда не пользовался.
Потянулись гулкие пустые коридоры. Минотавр двигался, не поднимая глаз, и единственное, что я мог видеть, кроме его брюк и ботинок, были серо-голубые квадраты керамической плитки, клочья окровавленной ваты, засохшие плевки и опорожненные одноразовые шприцы, которые дама-инвалидка почему-то называла «дурмашинами».
Судя по всему, дорога сюда была для этой парочки столь же привычна, как маршрут «спальня — туалет». Последовательно преодолев несколько стеклянных дверей, украшенных загадочными пиктограммами, они оказались в просторном помещении, где имелось и гинекологическое кресло, и целая батарея капельниц, и много другого оборудования, явно имевшего отношение к медицине.
За столом, столешница которого представляла собой толстую полупрозрачную плиту, восседал минотавр, облаченный в зеленый прорезиненный комбинезон и защитную маску. На рукаве имелась эмблема, изображавшая двух свившихся вместе змей.
— Привет! — еще с порога поздоровалась дама. — Мы не рано?
— Нет, — глухо ответил санитар (по-видимому, так здесь называли всех служителей легендарного Асклепия). — Хотя сегодня вы первые. С каждым днем пациентов бывает все меньше и меньше.
«Выздоравливают, гады», — негромко буркнул минотавр, зато его подруга весело прощебетала:
— Самым первым посетителям полагается приз! Однако санитар пропустил ее намек мимо ушей.
— Вы нас часто посещаете? — спросил он.
— Чаще не бывает. Чуть ли не ежедневно. Можно сказать, постоянные клиенты. Тут, правда, до вас другой мужчина был… Он в отпуске?
— Он умер, — сообщил санитар безо всяких эмоций. — На что жалуетесь?
— На жизнь, — дама игриво передернула плечиками.
— Имя, фамилия?
— Зовите меня Камелия. А фамилию я забыла, — она капризно скривила бледные губки.
— Провалы памяти?
— Нет, эпидемический менингит. С последующими осложнениями.
— Как вы регистрировались здесь раньше?
— Так и регистрировались, — ответила Камелия.
— А ваш спутник? — санитар внимательно глянул на моего минотавра.
— Я, в общем-то, здесь случайно, — произнес тот с независимым видом. — За компанию заглянул. На здоровье не жалуюсь.
— Имя, фамилия?
— Это обязательно?
— Желательно.
— Настромо.
— А дальше?
— Просто Настромо.
— Его потому так прозвали, что он умеет будущее предсказывать, — затараторила Камелия. — И мысли читает. Хотите узнать дату своей смерти?
— Спасибо, не надо…
Санитар провел пальцем по столешнице, и в ее глубине стали зажигаться тусклые огоньки — словно елочные гирлянды, если смотреть на них сквозь заледеневшее окошко. Наверное, это было что-то вроде компьютера. Выходит, что минотавры все это время тоже не спали, а двигали технический прогресс вперед.
— Пациент Настромо, положите сюда свою правую ладонь, — санитар указал на малиновый круг, появившийся в центре столешницы.
— А я? — заволновалась Камелия.
— Вы пока подождите.
Мой минотавр, пожав плечами, исполнил эту просьбу, и огоньки в недрах столешницы замерцали живее.
— Когда вы принимали пищу в последний раз? — спросил санитар.
— Да только что, — минотавр по имени Настромо похлопал себя свободной рукой по животу. — Навернул дюжину бутербродов с лососиной, а сверху добавил свиной шницель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});