Юрий Брайдер - Гвоздь в башке

Божественное солнце не смогло стерпеть гибели любимого сына, и с небес на землю обрушился грохот, сопоставимый разве что с извержением вулкана. Вокруг засвистело, завизжало, затенькало на разные лады, и индейцы стали валиться пачками.

Что— то железное цокнуло и по моей кирасе. Понимая, что случилось непоправимое, я обернулся и увидел, что окрестные высоты заняты минотаврами, надо полагать, тайно явившимися сюда вслед за нами. Одни палили из пушек и мушкетов, другие обнажив шпаги, скакали в атаку.

Ко мне приближались трое — Франсиско Писарро, Диего де Альмагро и тот самый солдат, которому Эрнандо де Соте, то есть я, отдал свой мушкет.

И эта неблагодарная скотина еще имела наглость целиться в меня из моего собственного оружия!

Выстрела я не услышал, вспышки не видел, но общее ощущение было такое, словно меня прямо в доспехах швырнули под колеса бешено мчащегося поезда…

Моему терпению, моему упорству и моим надеждам пришел конец. Хватит, сколько можно… Да и силы иссякали. Душевные, естественно, поскольку других сил, принадлежавших лично мне, давно не имеется.

Я уже совсем не тот, что прежде. Каждая новая смерть уносит какую-то частичку личности, а смертей этих не сосчитать…

Короче, нужно признать, что я потерпел полный крах. Причем сам в этом и виноват. Взвалил на себя ношу не по плечу. Сел не в свои сани. С собственным уставом полез в чужой монастырь. И, понятное дело, наворотил такого, что вспомнить стыдно. Правда, за все ответил сполна и даже через край. Ну кого еще, спрашивается, казнили чаще, чем меня, да притом самыми изощренными способами? Нет других таких мучеников.

Сейчас меня уже ничего не интересует, а в особенности то, куда несут мою измученную душу ветры ментального пространства. В прошлое, в будущее, в никуда — какая разница!

Борьба закончилась, и меня устраивает любой финал. Небытие столь же приемлемо, как и бытие, хотя и одинаково постыло.

Единственное, чего я хотел бы, так это напоследок попросить у людей прощения. Но похоже, что просить уже не у кого…

Я был вышвырнут в реальное пространство без малейших потуг со своей стороны.

Возможно, это было связано с тем, что моя душа достигла некоего предела, за которым род минотавров уже не существовал, и поколение, в одного из представителей которого я должен был вселиться, являлось последним. Если так, то поделом вам, быкочеловеки.

Впервые мне довелось присутствовать при половом акте, оба участника которого были минотаврами (спасибо провидению хоть за то, что я и на сей раз оказался самцом).

Что можно сказать по этому поводу? Да ничего особенного. Скорее даже наоборот — влечение слабое, оргазм копеечный, удовлетворение так себе.

Не те, видно, пошли минотавры. Оскудела порода. Нет уж титанов, сравнимых с Астерием Непобедимым, Александром Двурогим и Эрнандо де Соте. В этом я смог убедиться наглядно, когда запал любовников иссяк и они отвалились друг от друга, как насосавшиеся крови пиявки.

Единственным достоинством дамы-минотавра было довольно смазливое телячье личико. Зато тело ее было измождено, как у инокини, зад размером не превышал пару буханок ситника, а груди напоминали выжатые лимоны.

Пошаливал и быкочеловечий организм, в котором я понемногу осваивался. Ныло под ложечкой, свербело в паху, кололо в сердце, свистело в бронхах, а с головой вообще творилось полное безобразие. Фигурально говоря, это была даже не голова, а мусорное ведро, которое давным-давно не опорожнялось, вследствие чего в нем завелась не только плесень, но и тараканы.

Необъятные мозги минотавров, способные усвоить массу всякой информации, похоже, сыграли с хозяевами злую шутку — усвоили много такого, чего усваивать и не следовало бы. Воистину сказано — все наши горести проистекают от излишней изощренности ума.

Что касается лично меня, то я даже и не собирался подступаться к этой грандиозной свалке несбывшихся замыслов, извращенных страстей, вселенской тоски, самого мрачного фатализма, пренебрежения ко всем аспектам бытия и отвращения к самому себе.

Если душа человека (а равно и минотавра) — это целый мир, то я попал в мир, стремящийся к саморазрушению.

— Что будем делать дальше? — поинтересовалась дама, закуривая что-то предельно вонючее, не то средства для уничтожения насекомых, не то высушенный кусок собачьего дерьма.

— Ничего, — ответил мой минотавр. — Я едва жив. Я разбит физически и морально. Мышка, угодившая в мясорубку, и та, наверное, чувствует себя лучше.

— Еще бы! — саркастически усмехнулась дама. — Погулял ты вчера знатно. Еле приполз под утро.

— Меня можно понять и простить. Я едва не захлебнулся в пучине порочных наслаждений, — простонал минотавр.

— Понимаю… А головка после этого не болит?

— Болит! Ох, как болит, — он так сжал свой череп руками, что затрещали швы.

— Да я не про эту головку, — опять усмехнулась дама. — Потаскуха, которая вчера затянула тебя в пучину порочных наслаждений, страдает острой генитальной язвой в четвертой стадии. Ее симптомы проявляются в течение суток. Это тебя не пугает?

— Какая разница, -он пошарил возле кровати в поисках кружки с водой, но та валялась на боку. — Она в четвертой стадии, ты во второй. Конец будет один.

— Не скажи. Острая форма -это одно, а хроническая — совсем другое. Я когда острой страдала, через зонд мочилась.

— Зонд не проблема. Санитары их даром раздают.

— Тогда собирайся в больничку, — оживилась дама. — Заодно и подкумарим.

— Как же, подкумаришь… От таких, как ты, там отбоя нет.

— У тебя имеются другие предложения?

— Не знаю, — минотавр опять обхватил руками свою забубённую головушку. — На биржу надо идти. Дело какое-нибудь искать. Авось и сшибем бабок.

— Кто тебя такого в дело возьмет! Сначала в зеркало на себя полюбуйся. Рвань дохлая, и больше ничего. Уж лучше логическими опытами займись. Иногда это у тебя получается.

— Прямо на улице?

— Где же еще! А впрочем, позвони своему продюсеру. Не исключено, что он снял для тебя шикарный концертный зал.

— Издеваешься… Можно, конечно, и опытами заняться. Только не в себе я что-то… Чую всеми фибрами, что в меня вселилась некая мыслящая субстанция.

— Надеюсь, не заразная? — язвительно ухмыльнулась дама, сама насквозь пропитанная заразой.

— Она же нематериальная… Соткана из структур, более чистых, чем свет, и более легких, чем пустота.

— А если это опять какой-нибудь инопланетянин? — дама явно намекала на некий пикантный случай. — Мало тебе было одного раза? Всем миром еле откачали…

— Лучше не вспоминай. Передозировка подвела. А тут совсем иной случай. Одна бесприютная душа нашла другую.