Тахир Малик - Фалак

— Это гангрена.

— А как ее лечить?

— Боюсь, что никак. Надо отрезать ногу.

— Да смилостивится над ним аллах! Такие богатыри, как Ганимурад, великая редкость. Какое несчастье, что именно ему выпало испить горькую чашу!

Друзья помолчали, горестно повесив головы.

— Кстати, — вспомнил Камариддин. — Я встретил твоего землячка.

— Абдулвахаба?!

— Да, именно этого бездельника…

Прядя домой, Шамсибек был невесел. Махфуза подошла к мужу и ласково спросила:

— Что омрачает ваше лицо?

— С Ганимурадом опять худо. Бедняга, видимо, останется безногим калекой.

— Плохая новость, — поникла Махфуза. — А я хотела порадовать вас…

— Что такое?

Не говоря ни слова, Махфуза вышла из комнаты. Через минуту она возвратилась с голубым шелковым платком в руках и развернула его перед мужем. Шамсибек увидел вышитое в центре его золотое солнце, вокруг которого располагались семь разноцветных планет.

— Ты сама вышила это?

— Да. На меня ваш рассказ о росписях обсерватории произвел такое сильное впечатление, что я решила вышить их на платке.

— Как ты назовешь этот узор?

— Фалак [24].

— Я покажу султану, — с этими словами Шамсибек бережно свернул платок.

Махфуза несмело взглянула на мужа:

— У меня тоже есть неприятное известие…

— Слушаю, — Шамсибек нахмурился.

— По нашей улице все время шатается Абдулвахаб с ватагой каких-то оборванцев.

— Это накшбандии.

— Они ведут себя вызывающе — выкрикивают угрозы каким-то грешникам, которые предались в руки шайтанов. Когда я слышу их дикие вопли, мне делается страшно…

— Ничего, — успокоил ее Шамсибек. — Бездельникам просто нечем заняться.

— Не затаил ли Абдулвахаб злобу на вас?

— Ему надо бы злиться прежде всего на самого себя.

После одной из бесед в академии Шамсибек подошел к султану.

— Повелитель, позвольте похитить у вас минуту вашего драгоценного досуга?

— Я слушаю тебя, мой юный алхимик.

— Наш Ганимурад, о котором вы так много наслышаны, стал поправляться. Все шло как нельзя лучше, но вот теперь внезапно у него началась гангрена.

— Какое несчастье! — покачал головой Улугбек.

— Я задумал изготовить для него лекарство, шахрияр. Но для того чтобы мой замысел удался, мне нужно кое о чем узнать у вас…

— Спрашивай все что угодно.

— На одной из ваших лекций, о ведающий пути светил, вы говорили, что если бы Луны не было, то ход жизни на Земле был бы совсем другим, и силы, действующие на нас, совершенно изменились бы.

— Ты говоришь сущую правду.

— Я подумал, мой повелитель, что во время затмения Луны ее сила исчезает и что свойства веществ изменяются на это время. Животные, например, чувствуют какие-то перемены в мире, которых не ощущает человек, — собаки начинают лаять как бешеные, ослы ревут, кони ржут в своих конюшнях. Сама природа в дни затмений сходит с ума — на морях бушуют ветры, по земле прокатываются бури и ливни…

— Что ж, твои соображения заслуживают внимания.

— И я решил, о шахрияр, изготовить лекарство для Ганимурада во время лунного затмения, в момент, когда свойства веществ изменяются. Может быть, это снадобье принесет излечение нашему богатырю… Но для этого мне хотелось бы знать, скоро ли будет такое затмение, — ведь вы говорили, что можете предсказывать их сроки.

— Да, мой пытливый ювелир, на твое счастье, затмение должно быть совсем скоро — в восьмой день хамола [25]. Я объявлю об этом Самарканду. Весь народ будет молиться в мечетях о даровании победы свету над тьмой. И ты тоже должен будешь присутствовать на молебне. Иначе тебя сочтут еретиком.

— О украшенный премудростью, неужели аллах не вернет нам Луну, если я буду отсутствовать на молитве? Я думаю, ему угодно будет помочь излечению невинно пострадавшего.

Улугбек тонко улыбнулся и промолвил:

— Я ничего не слышал… У тебя все?

— Нет, повелитель. Я хочу показать вам вот это, — Шамсибек достал из сумки платок, вышитый Махфузой, и развернул его.

Улугбек издал удивленный возглас и спросил:

— Кто сделал это?

— Платок вышила моя жена.

— Но откуда ей известны вещи, доступные лишь разумению мудрых?

— Я рассказал ей о росписи в вашей обсерватории, шахрияр. И она с моих слов представила себе все точно так, как оно есть на самом деле.

Султан на минуту задумался. Вдруг лицо его осветилось:

— Мне пришла в голову одна мысль. Я постановлю, чтобы всякая невеста приносила с собой в дом жениха такой платок… Как он, кстати, называется?

— Фалак.

— Вот-вот. Чтобы каждая девушка, собирающаяся замуж, имела такой фалак. Иначе же людей не заставишь покупать эти платки, я не говорю уже о картах звездного неба или схемах движения планет. Ничего не нужно объяснять на первых порах, ибо нас могут обвинить в связи с шайтаном. Представления о Солнце как центре мира медленно, постепенно закрепятся в сознании народа ведь каждый день, глядя на висящий на стене фалак, человек незаметно для себя усвоит то, что добыто нами научным путем. И только тогда он сможет принять и объяснения ученых… Предоставляю тебе исключительное право на изготовление фалаков. Пусть твоя жена присмотрит несколько хороших мастериц и заведет мастерскую. Это, думаю, и поможет вам поправить свои денежные дела…

Шамсибек поклонился.

Настал вечер восьмого дня месяца хамола. За несколько часов до начала затмения Шамсибек приготовил на столике посреди двора различные травы и снадобья. Все это он собирался растереть в ступке и смешать в тот момент, когда тень Земли закроет ночное светило…

Подул легкий ветерок. Край лунного диска, сиявшего в безоблачном вечернем небе, вдруг заалел, словно прикоснулся к горящим углям. Шамсибек немедленно подкинул дров в костер, разведенный рядом со столиком, и сунул в огонь медный сосуд с настоем из трав. А когда красный цвет залил половину Луны, юноша сложил в ступку различные снадобья — в их числе мумие, воск, жженые перья орла — и приготовился истолочь все это, как только наступит полное затмение.

А над городом нарастал невыносимый гвалт: овцы блеяли в загонах, собаки истошно лаяли, а люди — те, кто не смог по немощи отправиться в мечеть, изо всех сил колотили у себя во дворах по металлическим тазам и выкрикивали заклинания, чтобы отпугнуть шайтана, покусившегося на Луну.

Среди этого грохота Шамсибек не услышал, как отворились ворота и в его двор хлынула толпа дервишей. Молодой человек только что взял тяжелый пестик, чтобы истолочь приготовленную смесь. В этот момент кто-то бросился на него сзади и вырвал пестик из руки. Обернувшись, ученый увидел искаженные гневом лица оборванцев. Один из них, закружившись на месте, дико завизжал: