Роджер Зилазни - Остров мертвых

Рендер мельком глянул на часы.

— Что вам делать дальше, это, конечно, придется решать вам самому. Думаю, что продолжать обследование, — пустая трата времени. Теперь нам обоим ясна причина ваших жалоб. Я не могу и дальше вести вас за ручку и объяснять, как вам строить вашу жизнь. Я могу помочь советом, могу посочувствовать, но все глубокие погружения в вашу психику пока, пожалуй, лучше оставить. А как только вы почувствуете необходимость поговорить о своих делах и сопоставить их с моим диагнозом, — дайте о себе знать.

— Обязательно, — кивнул Эриксон, — и черт бы побрал этот сон! Здорово он меня зацепил. Как это у вас получается — совсем как наяву, как в жизни, даже еще живее. Долго я теперь его не забуду.

— Надеюсь.

— О’кей, доктор, — он встал и протянул руку. — Возможно, я еще появлюсь через пару недель. Что ж, будем общительными! — произнося это слово, он осклабился, хотя обычно оно заставляло его хмуриться. — Начнем прямо сейчас. Как насчет того, чтобы выпить вместе? Я могу спуститься, купить что-нибудь.

Рендер пожал влажную руку, такую вялую, такую уставшую после сеанса, какими бывают руки ведущих актеров после удачной премьеры.

— Спасибо, но сегодня я занят, — сказал он почти с сожалением.

Потом помог Эриксону влезть в пальто, подал ему шляпу и проводил до двери.

— Ладно, доброй вам ночи.

— Доброй ночи.

Когда дверь бесшумно закрылась, Рендер аккуратно повесил черный каракуль на распялку, запер его в махогониевой крепости и погасил сигарету в южном полушарии. Откинувшись в кресле, он заложил руки за голову и прикрыл глаза.

— Конечно, живее, чем жизнь, — сказал он в пространство. — Ведь это я изваял его.

Улыбаясь, он вспоминал один за другим эпизоды сна, жалея, что никто из его бывших наставников не увидит этой работы. Конструкция сна была строго выверена и воплощена свободно и мощно, к тому же идеально соотносилась с данным случаем. Но на то он и был Рендер-Ваятель — один из примерно двухсот специально подготовленных аналитиков, чья психическая структура позволяла проникать внутрь неврозов, испытывая лишь чисто эстетическое наслаждение от подражания патологии, — Разумный Шляпник[1].

Рендер покопался в памяти. Он тоже прошел горнило анализа, прошел и был признан человеком со стальной волей и сверхустойчивой психикой, крепким достаточно, чтобы вынести горящий, гипнотический взгляд навязчивой идеи, пройти невредимым сквозь химерические дебри извращений и заставить саму угрюмую Мать Медузу смежить веки перед древними тайнами своего искусства. Его собственный анализ прошел легко. Девять лет назад (хотя казалось, что прошло уже намного больше) он сознательно и добровольно подверг обезболиванию самую ранимую часть своей души. После аварии, в которой погибли Руфь и их дочь Миранда, он почувствовал, что вышел из игры. Возможно, он подспудно не хотел воскрешать в себе былые симпатии; возможно, его собственный мир был теперь несколько замкнутым, жестким. Если это и было так, он оказался достаточно мудр, чтобы осознать это и решить, что такой мир имеет свои преимущества.

Его сыну Питеру недавно исполнилось десять лет. Он учился в престижной школе и каждую неделю слал отцу письма. Раз от раза письма становились все грамотнее, что свидетельствовало о бурном развитии молодого человека, которое Рендер мог только приветствовать. Летом он собирался взять мальчика с собой в Европу.

Что касается Джилл, Джилл де Виль (Боже, какое приторное, жеманное имя — за него он любил ее еще больше), то она, пожалуй, интересовала его все серьезнее. Иногда он задумывался — а не старость ли это? Ее пронзительный голос, манера говорить в нос, ее неожиданно вспыхнувший интерес к архитектуре, ее переживания по поводу не поддающейся пластическим операциям родинки справа от безупречного в остальных отношениях носика, — все это глубоко волновало его. Пожалуй, стоило позвонить ей прямо сейчас и вместе отправиться на поиски нового ресторана. Тем не менее ему почему-то не хотелось этого.

Уже несколько недель он не был в своем клубе «Скальпель и куропатка», и теперь ему вдруг ужасно захотелось поужинать, сидя за дубовым столом, одному, в многоярусном зале с тремя каминами, под развешанными на стенах искусственными факелами и кабаньими головами, как на этикетке джина. Он опустил свою членскую карточку в телефонную щель на пульте, и за экраном послышалось два гудка.

— «Скальпель и куропатка» приветствует вас, — произнес голос. — Чем можем быть полезны?

— Я Чарльз Рендер. Хочу заказать столик, буду примерно через полчаса.

— На сколько персон?

— На одного.

— Хорошо, сэр. Значит, через полчаса. Уточняю фамилию: «Р-е-н-д-е-р»?

— Верно.

— Спасибо.

Он отключил телефон и встал. День за окном окончательно поблек.

Каменные глыбы и башни светились теперь собственным светом. Снег, мелкий и белый, как сахар, сеялся сквозь потемки и таял каплями на оконном стекле.

Рендер запахнулся в пальто, выключил свет, запер дверь в приемную. В книге записей рукой миссис Хэджес было написано: «Звонила мисс де Виль».

Он вырвал листок, смял его и бросил в мусоросборник. Ничего, позвонит ей завтра и скажет, что допоздна сидел над лекцией.

Выключив последнюю лампу, он низко надвинул шляпу и, выйдя, запер входную дверь. Лифт доставил его в подземный гараж, где стояла его машина.

В гараже было сыро, и шаги Рендера, проходившего между рядами машин, гулко отдавались под бетонными сводами. В ярком свете ламп его спиннер С-7 был похож на блестящий, гладкий серый кокон, готовый вот-вот выпростать трепещущие крылья. Двойной ряд антенн, веером торчавших над покатым капотом, усиливал это впечатление. Рендер поднял большой палец, и дверца открылась.

Он включил зажигание — и словно одинокая пчела загудела, проснувшись, в большом улье. Он потянул на себя штурвал, и дверца медленно и бесшумно встала на свое место. Вырулив по спиральному пандусу, он остановился на площадке перед большой эстакадой.

Пока дверь поднималась, он зажег маршрутный экран и стал вертеть ручку настройки радиоэкрана. Двигаясь слева направо, сверху вниз, квадрат за квадратом, он дошел до нужного ему участка Карнеги-авеню. Отстучав координаты, он отпустил штурвал. Машина подключилась к монитору и выехала на боковое полотно хайвея. Рендер закурил сигарету.

Установив сиденье по центру, он высветлил все окна. Было приятно, облокотившись на колени, глядеть сквозь лобовое стекло на машины, несущиеся навстречу, подобно рою летучих светляков. Сдвинув шляпу на затылок, он задумчиво смотрел вперед.