Александру Громов - Тайна утренней зари

— Да-да, приятель, непременно найдется. Скользнет по рельсам, отправится далеко-далеко, но все же вернется сюда, на этот «кегельбан», — вмешивается в разговор Геннадий Кузьмин.

И обрывки разговоров, пойманные на лету, и много других мелочей говорят ему о том, каким нетерпением охвачены все окружающие. Да, через несколько минут произойдет незабываемое событие, и в числе главных участников его находится он, конструктор моторов, Геннадий Кузьмин.

Недавно в институте испытывался новый реактивный двигатель. Когда наступили пятые сутки испытания, главный конструктор Силантьев с торжествующей улыбкой повернулся к двум своим помощникам: «Фатальный предел — сто часов беспрерывной работы мотора — остался навсегда позади!».

Летягин в ответ на это смущенно пожал плечами, как бы прося прощения. А Геннадий резко изменился в лице, — его глаза загорелись несказанным счастьем. Он сжал свои тяжелые кулаки боксера и, по старому школьному обычаю, стал аплодировать ими.

Надежда Всеволода Александровича на упрочение его дружбы с семьей Кузьминых полностью оправдалась. С первых же дней знакомства Геннадий почувствовал симпатию к старому инженеру. Молодого конструктора привлекала новизна идей Силантьева, и он с большим увлечением принял участие в работе над усовершенствованием реактивных моторов. Первая авторакета, предназначенная к полету вокруг Луны, была снабжена системой охлаждения более совершенной, чем все прежние.

Но не только совместная работа сблизила Геннадия со старым другом его отца.

— Как вы сказали, Всеволод Александрович? Служить науке — значит служить жизни, но не отказываться от ее удовольствий?

Фраза эта, на ходу брошенная Силантьевым, заставила юношу прервать один из сложных расчетов и задуматься на несколько минут.

— Мудрые слова! Вот, кажется мне, истина, которую я пытался сформулировать еще будучи первокурсником. «Как можно совместить научную работу, требующую сосредоточения всех мыслей и надежд, с танцевальными вечеринками, где попусту тратится столько времени? Откуда хочешь пить дающую силы живую воду — из неиссякаемого, вечно бурлящего океана человеческой мысли или из мутных ручейков веселого времяпровождения?» Вот какими сентенциями выводит меня из терпения отец. Но ничего, как бы ни был искушен в афоризмах мой старичок, теперь-то я буду знать, каким оружием бороться с ним!

Геннадий припоминает, как при этих словах Всеволод Александрович польщенно улыбнулся и, приложив руку к сердцу, театрально поклонился:

— Я счастлив, дорогой Геннадий, сознанием того, что бедная потухающая звезда, каковой я должен считать себя в мои годы, может соединить свой бледный свет с великолепным сиянием восходящего светила.

А затем прибавил уже серьезным тоном:

— Я буду очень доволен, если мой опыт старого и много испытавшего человека пойдет тебе на пользу. Именно в этом ты нуждаешься, более всего на тернистом пути к вершинам науки и славы. Да, да, Гена! Я уверен, что она тебе суждена!

Слава! Настоящая слава, которую ему не принесут ни лекции, читаемые в колхозах, несмотря на богатую эрудицию и ораторский талант, ни его летные забавы, ни столь любимый бокс. Не с взлетом ли первой космической ракеты начинается взлет его славы?

И вот, как бы отвечая на затаенные мысли Геннадия, из левого ангара показалось, сверкая на солнце, продолговатое серебристое тело — настоящая сигара длиною в несколько метров.

— Ракета, — раздаются внезапно десятки голосов.

Взоры присутствующих обращены к серебристой сигаре; резко оборвались самые горячие споры. Только старичок с клинообразной бородкой продолжает что-то говорить своему соседу. Нет, он, кажется, читает стихи:

Он водит в море кораблиДорогою волнистой.

Действительно, то были стихи. Но что за связь могли они иметь с предстоящим полетом атомной ракеты?

…Беседа между профессором Флорианом и молодым конструктором Павлом Летягиным велась, как и все сегодняшние разговоры, вокруг предполагаемых результатов первого космического рейса. Профир Антонович с воодушевлением говорил о зрелище, которое обещало им предоставить второе полушарие луны.

— Я уверен — мы добудем богатые трофеи от первого броска в космическое пространство. Но…

В голосе Профира Антоновича послышались сварливые нотки.

— …Но сколько еще остается в науке неизведанного по вашей вине, по вине конструкторов!

Однако, к удивлению Профира Антоновича, Летягин не только сразу же понял, куда он метит, но и без обиняков согласился с претензией профессора.

— Виноваты, виноваты, в чем и глубоко раскаиваемся. Могу, однако, вам пообещать, что в скором времени вы сможете посылать для своих исследований авторакеты и на Марс, и на Венеру.

Профир Антонович собирался встретить это заявление молодого конструктора подходящим ответом, в том же духе, но последние слова Павла заставили его вспылить.

— На Марс — я еще понимаю… Но на Венеру? Что может дать полет авторакеты на Венеру? Поможет он нам, как мертвому кадило, молодой человек!

— Не хотите ли вы сказать, что отважились бы сами отправиться в космический рейс? — попробовал пошутить Летягин.

— Вот именно, молодой человек, сам! — с жаром возразил профессор и метнул на него такой взгляд, будто Павел совершил невесть какое преступление. — А то как же? Оставить под спудом все тайны Венеры, а самому и в ус не дуть?

Увидя, какой оборот принимает их беседа, Павел поторопился успокоить старого профессора. Что и говорить, он хорошо понимал его волнение.

Густая мгла окутывает поверхность Венеры. Что кроется за этой мглой — пустыни ли застывшей лавы или цветущая цивилизация с тысячелетней историей? Сколько раз подобная мысль волновала Павла при виде первой вечерней звезды! Нет, пусть не думает Профир Антонович, будто конструкторам чужды дерзкие мечты, будто они не видят ничего дальше своего носа…

Профессор Флориан, пощипывая бородку, слушал молодого инженера. Оказывается, и этого юношу волнуют тайны Венеры. Правда, не так, как его, старика, но все же… Профессор польщен, он готов поделиться с юношей своими мыслями.

— Если авторакета и приблизится к Венере, то она приподымет лишь уголок окружающего планету занавеса. Не так ли? Чтобы совершенно отбросить этот занавес, необходимо соорудить межпланетный корабль и когда эго совершится…

На лице Профира Антоновича появляется лукавая улыбка.

— Когда это совершится, не забуду замолвить за вас словечко. Вы не окажетесь бесполезным на борту этого корабля.