Александру Громов - Тайна утренней зари

— Мне кажется, Павел Сергеевич, вы напрасно казнитесь, — покачал головой Данилов. — Разве вам известен какой-либо сплав, который вы могли во-время предложить? Насколько я знаю, в последние годы созданы новые материалы для оболочки ракет, а для моторов испробываются лишь различные системы охлаждения. Скажите лучше, почему у вас не хватило смелости критиковать Силантьева до испытания ракеты и защищать ваши убеждения в научном споре?

— Потому что эти убеждения пока не имеют под собой никакого конструктивного решения, это только предположения и догадки. Критиковать-то я мог, но что я мог предложить взамен, Евдокимыч? Честно критиковать — значит доказать! Оттого-то я и хотел отделаться от работы в бюро, чтобы попытаться самому произвести некоторые расчеты…

— А в это время Силантьев, — старый механик произнес это тоном, который заставил вздрогнуть Павла, — погубит еще несколько ракет?

В карих глазах Летягина сверкнула молния.

— Погубит? За кого вы его принимаете, Алексей Евдокимович?

Данилов, нахмурившись, шагал из угла в угол. Непропорционально большие ступни его ног тяжело опускались на голубые плитки пола. О Евдокимыче даже в молодости нельзя было сказать, что он хорошо сложен. Сам низенький, а кости взяты у богатыря. В плечах Евдокимыч настолько широк, что грудь его представляет собой почти идеальный квадрат. Как хорошо служили ему эти плечи в те времена, когда на заводах редко встречался даже самый простой подъемник!..

— Скажите, Павел Сергеевич. Это упрямство Силантьева вы считаете смелостью? — вопросом на вопрос отвечает Данилов. Наступает пауза. Евдокимыч пристально глядит на Павла и говорит: — Что касается меня… Будь я уверен в правильности вашей идеи, я посчитал бы упрямство нашего главного конструктора за ничтожество и страх.

— Страх? Страх откровенно признать, что замысел охлаждения мотора, принятый как единственное и универсальное решение, проваливается, так, Евдокимыч?

Данилов не ответил.

— Я много думал об этом, — продолжал Павел. — Вот теперь исследуем новую систему охлаждения — ввели в смесь отвердевший гелий. Я абсолютно уверен, что наша вторая ракета облетит вокруг Луны в наилучших условиях и, может быть, углубится в бесконечность еще на три-четыре миллиона километров. Но я только боюсь, Евдокимыч, чтобы этот успех не ослепил нас еще на несколько лет… Ведь, чтобы сделать первый шаг в космос и «приземлиться» на другой планете, мы должны пересечь расстояние не в четыре, а минимум в сорок миллионов километров. А это совершенно невозможно без замены состава сплава.

— Совершенно невозможно… Вы в этом убеждены и молчите. Павел Сергеевич! Нет, не опускайте глаза. Лучше скажите коротко и ясно: мой уход из бюро, — правая рука Алексея Евдокимовича резко рассекла воздух, — это… это де-зер-тир-ство. Вот именно — дезертирство!

С большим трудом старый механик разжал огромный кулак. И в этот момент Павел впервые заметил маленький кружок цвета ржавчины с прерывистыми краями, глубоко врезанный в ладонь Евдокимыча.

— А, вон куда глядите… — спросил Данилов, уловив взгляд Летягина. — Рассказал бы я вам, Павел Сергеевич, историю этого кружочка — если только вы меня правильно поймете после всего, что я вам сегодня наговорил. Быть может, мой рассказ пойдет вам на пользу… В то время мне было семь лет от роду. Вы себе представляете глухое дореволюционное село? Голод, нищета, дикость… Мой отец был кузнецом в одном из сел близ Вологды. Он выковывал на наковальне дубовые листья и лепестки розы, а сам со своим семейством еле перебивался со дня на день. Крестьяне бедные, как церковные мыши, обращалась к кузнецу, как и к врачу, только в самом крайнем случае. Отца любили за безукоризненную честность, но побаивались из-за вспыльчивого характера. Он быстро раздражался и был страшен в гневе. Однажды послал он меня в лавку купить на 5 копеек дегтя. Налил мне лавочник полный горшочек и, кроме того, дал сдачи копейку — все вздорожало, а деготь подешевел. Это мой законный заработок, — подумал я и даже спасибо не сказал торговцу. Схоронил копеечку в надежном месте, вместе с цветными бусами и ножичком без ручки. Все шло благополучного до самого воскресенья, когда отец случайно встретился с лавочником. Слово за слово, и лавочник промолвил: «Напрасно ты жалуешься на жизнь, Евдоким. Даже деготь подешевел на одну копейку». Отец сразу все понял. Вернувшись домой, он заставил меня раздуть огонь в горне и сказал спокойно, как о хорошо известной вещи: «Принеси сюда ту копейку». Делать было нечего, и я вытащил ее из тайника. Захватив клещами, он сунул ее в огонь, а сам говорит: «Поработай мехами, сынок». Смотрю, как накаляется моя копейка и чувствую, что начинаю дрожать. Лучше бы он накричал, думаю, или вылупил меня — все было бы легче, чем это молчание. Но долго мне не пришлось ждать. Вынул отец монетку из горна и говорит: «Держи ладонь». И отпечатал мне навсегда на руке эту копейку. А матери, которая, задыхаясь, прибежала на мои отчаянные вопли, сказал только: «Приложи ему какой-нибудь травки, чтобы не загноилось место». Потом обернулся ко мне, посмотрел в упор, без гнева, но и без жалости и промолвил: «Это тебе не наказанье, сынок, я наука. Не ладошку, а совесть твою я прижег раскаленным железом. Где проходит раскаленное железо, там никакая скверна не прилепится».

— Вот первый урок морали, который я получил в своей жизни. — Евдокимыч задумчиво глядит на ржавый кружок. — С тех пор, когда мне кажется, что я готов поступиться своей совестью, я гляжу на выжженную на ладони копейку. А так как и вы на нее посмотрели, то я и рассказал вам эту историю. Только не обижайтесь на меня — вы же никогда… не обманывали и не крали.

С этими словами механик приподнял свои мохнатые ресницы, открыв чуть поблекшие от старости, но еще живые и быстрые глаза.

Но Павел, не пропустивший ни единого слова из его рассказа, теперь его не слушает. Стоя спиной к Данилову, он неподвижно глядит на одну из бесчисленных лампочек пульта управления. Лишь его правая рука судорожно сжимает угол стола. Алексей Евдокимович чувствует, как металлический угольник глубоко вонзается в ладонь Павла.

11

Институт искусственного фотосинтеза… Автоматическое управление Донбасским промышленным районом… Завод № 1 кибернетических машин на полупроводниках… Все эти названия почти ежедневно пестрят на страницах газет. Об этих предприятиях и научных учреждениях упоминается в радиопередачах и телевидении. Ученым удалось получить в лабораторных условиях сложнейшие органические вещества: белок, жиры, углеводы. Теперь в институте искусственного фотосинтеза из двух простейших составов — воды и углекислого газа — вырабатывается сахар и мука, фруктовые соки и ароматные вина.