Ариадна Громова - Поединок с собой
– Разве это неправда? – невозмутимо проговорил Мишель. – Это очень легко заметить.
Профессор Лоран рассмеялся довольно принужденным смехом:
– Вот, пожалуйста! Совершенно ненужное усложнение. Он начинает изощряться в психологическом анализе моей особы. Ты, чего доброго, фрейдистом станешь!
– Этого я не понимаю, – сказал Мишель.
– И не надо. Фрейда мы с ним не читали, – пояснил профессор Альберу. – А вообще он уйму читал, и по многим вопросам с ним можно консультироваться лучше, чем со мной. У него ведь идеальная память, почти как у электронного устройства. И способность мыслить, которой нет у такого устройства. Нам он кажется странным потому, что лишен эмоций… почти лишен.
– Это – гормональная недостаточность, – сообщил Мишель.
– Вот видите! – Профессор Лоран усмехнулся. – Он, в общем, все знает. Ну-ка, расскажи Дюкло, как ты устроен, а я пока поработаю с Франсуа. Мне нужно закончить один расчет. Расскажи и насчет других.
Профессор Лоран отошел к столику, за которым сидел погруженный в расчеты Франсуа – странное существо с красноватым лицом, в котором едва проступали грубо намеченные человеческие черты.
– У меня много отличительных особенностей по сравнению с другими, – сказал ровным, спокойным голосом Мишель, кивнув в сторону своих странных собратьев. – Создавая нас, профессор Лоран ставил перед собой различные задачи. Я создан для демонстрации. У меня наиболее совершенный и гармонично развитый мозг. В известном смысле я совершеннее человека: я почти не устаю и у меня очень развита память, я ничего не забываю. Я многого не знаю совсем, но это уже вопрос воспитания и среды. Я ни с кем не говорил, кроме профессора Лорана и Сент-Ива…
– Что ты опять болтаешь о Сент-Иве! – с раздражением крикнул профессор.
– Я говорю только, что я знал Сент-Ива, – спокойно пояснил Мишель.
Профессор Лоран быстро подошел к нему:
– Ты еще и фантазировать начинаешь! Ты не мог видеть Сент-Ива!
– Вы не учитываете многого, – сказал Мишель. – В то время мой мозг был уже вполне развит. И я умел видеть, у меня ведь уже было сканирующее устройство. Я хорошо помню Сент-Ива.
– До последнего момента? – странно изменившимся голосом спросил профессор Лоран.
– Да. Хотя в конце я многое воспринимал уже неясно. Двигательное возбуждение и затемнение сознания…
Профессор Лоран не отвечал. Губы его дрожали.
– Как выглядел Сент-Ив? – спросил он глухо.
– Невысокий, худощавый. Светлые волосы, голубые глаза, очень белые зубы, часто улыбался. Он нравился женщинам.
– Черт знает что! – растерянно сказал профессор Лоран. – А это ты откуда знаешь?
– Это говорили и вы, и Шамфор, и он сам. Я знаю, что это правда.
– Ты и Шамфора, оказывается, знаешь?
– Да, знаю. Он очень любил Сент-Ива. Но не вас.
– Ты воспринимаешь разумом эмоции, я знаю. Но тогда ты не мог их воспринимать.
– Да, но я все помню. Я теперь сделал выводы.
– Ладно, рассказывай дальше. – Профессор пошел к Франсуа.
– Череп и скелет у меня из пластмассы. Кожу и мышцы лица сначала наращивали на эту основу. Но с кожей у профессора выходит почему-то плохо. Я предназначен для демонстрации, поэтому и лицо мне тоже сделали в конце концов искусственное. И у меня зубы, хоть они мне и не нужны.
– Не нужны? – переспросил Альбер.
– Конечно. Мы все питаемся искусственно, у нас даже нет кишечника. Только у Поля есть все, даже половые железы, но он тоже питается искусственно и весь пищеварительный тракт у него недоразвит… Поль, подойди сюда, – позвал Мишель.
С узенького диванчика, обитого темно-красной клеенкой, поднялся Поль и странной вихляющей походкой направился к ним. Лицо у него было перекошенное, будто от паралича. Мягкий, слегка скривившийся налево нос, рыхлые щеки, низкий покатый лоб, приоткрытые мокрые губы, маленькие тусклые глаза. Альбер невольно отвел взгляд от этого лица, словно принадлежащего постоянному обитателю психиатрической лечебницы.
– Сядь, Поль, – сказал Мишель, и тот послушно сел, положив длинные руки на колени. – Поль был задуман иначе. Он должен был сам расти. Все было сделано так, чтоб он сам рос. Конечно, быстрее, чем растут люди, и с помощью профессора. Он за четыре года стал такой, каким человек смог бы стать лишь в семнадцать-восемнадцать лет. Гормональный режим проверялся только на нем. Поль получился слишком эмоциональным, очень возбудимым. Поль, как ты себя чувствуешь после вчерашнего?
Поль криво улыбнулся, показав неровные желтоватые зубы.
– Скажи, Поль… Он не любит говорить. Его надо заставлять… Ну, скажи.
– Я хорошо выспался, – тихим скрипучим голосом сказал Поль. – Но у меня болит спина.
– Она всегда у него болит. Наверное, слишком слабый позвоночник… Посиди около нас, Поль.
– Я хочу к Пьеру, – проскрипел Поль.
– Не надо к Пьеру, сиди тут… Пьер на него почему-то влияет. Мы не можем еще понять почему.
– Я люблю Пьера, – криво улыбнувшись, скрипнул Поль.
– Это чепуха, – авторитетно заявил Мишель. – Любить можно человека, а Пьера – нельзя.
– Можно, – настаивал Поль. – Пьер хороший. А больше мне некого любить. Профессора я боюсь. А ты бессердечный.
– У меня искусственное сердце, – пояснил Мишель. – Так надежней. И легкие тоже. Профессор Лоран и Сент-Ив не хотели рисковать, они берегли мой мозг… Но это не значит, что я бессердечный, – сказал он Полю. – Чувства – это совсем другое.
– Ты даже не понимаешь, что значит любить. У тебя только мозг и есть, – сказал Поль. – А Пьер хороший, и он меня любит. Больше никто меня не любит.
– Вы слышите, профессор, как много он говорит? – Мишель с интересом смотрел на Поля. – Он развивается и усложняется.
– Я слышу. – Профессор Лоран снова подошел к ним. – А ну-ка, объясни мне, что такое любовь.
Поль растерянно зашевелился.
– Объяснить? Я не могу этого объяснить. Пьер лучше всех, вот и все! И он меня любит.
– А я? Разве я тебя не люблю? – спросил профессор.
– Вы? Нет! – Лицо Поля странно дергалось. – Вы хотите меня переделывать, я знаю. И Пьера тоже. А мы не хотим. Мы хотим оставаться такими, как есть. Иначе мы можем забыть друг друга.
– Что-о? – спросил пораженный профессор Лоран. – Черт возьми, Дюкло, слыхали вы что-нибудь подобное?
– Но это же нормальные человеческие эмоции, – робко сказал Альбер. – Если у Поля не только мозг, как у Мишеля…
Профессор провел рукой по лбу и отвернулся.
– Да, конечно… нормальные человеческие эмоции, – пробормотал он. – Нормальные эмоции… нет, просто мы слишком мало обращаем внимания на его мозг!
– Можно усилить и несколько изменить питание мозга, – вмешался Мишель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});