Борис Лавренко - Звездолет возвращается на Землю (сборник)

В динамиках выло, ухало и, как показалось Олегу, злорадно хохотало. Он взглянул на Гордеева. В блестящих глазах старого ученого прочел ответ на свой вопрос: нет, это не конец. Это еще не все.

Человек заговорил снова. И чувствовалось, как ему тяжело ворочать словами-глыбами.

— Я и Крылов находились в беспамятстве тридцать часов. Слабость. Дикая головная боль. Приняли тонизирующее. Перевощенко плох. Без сознания. Автоматы работают неуверенно. Включили я дерную лампу…

Перевощенко поместили в антиперегрузочную камеру. Скорость звездолета может быть погашена всего на пять десятых. Корабль приземлиться не может. Состояние Крылова продолжает быстро ухудшаться. Решено готовить экспресс-информатор.

— Все готово. Крылов также в камере. Засыпает. Принимайте меры к получению нашей информации. Много интересного, неожиданного. Мне надо… Используйте любую возможность приземления. Люблю…

Больше Виктор Донцов, командир звездолета, так и не заговорил.

— Созываем Большую Ассамблею, — нарушил тягостную тишину Жубин.

Большая ассамблея

Большая Ассамблея! Чрезвычайное событие на Земле. Ее созывают, когда возникают проблемы, затрагивающие все человечество.

Эллен Суперина и Ольга Доценко не без умысла потащили с собой мрачного Олега. Осматривая главный зал Высшего Совета Экономики и Планирования, где вот-вот должна была начаться Большая Ассамблея, женщины проявляли повышенное любопытство, то и дело обращаясь к Олегу с вопросами, хотя он так же, как и они, был здесь впервые. Эскалатор центрального прохода, широкого, точно улица, поднял их на верхний ярус. Отсюда зал был похож на гигантский развернутый веер. Лучи-проходы рассекали дуги рядов рабочих мест, собирались далеко внизу, а одной точке — овальном возвышении с трибуной и столом.

Зал быстро заполнялся. В сфероидах экранов присутствия, вмонтированных в овал стен, одно за другим появлялись изображения тех, кто был далеко отсюда. Приближалось начало заседания, и астронавты поспешили к своим местам.

Три человека, среди которых Олег узнал Председателя Высшего Совета, поднялись к столу президиума. Туда пригласили и Жубина.

Мало, очень мало времени имели участники Ассамблеи для подготовки. Внезапно возникшую задачу надо было решить правильно и срочно. Жубин говорил короткими, скупыми фразами и, как показалось Олегу, уж очень беспристрастно к возникшим разногласиям но поводу приземления «Победы».

Мягкая, удивительно спокойная рука легла на руку Олега. Он поднял голову и встретил сочувственный и в то же время осуждающий взгляд больших карих глаз Суперины: «Надо слушать».

Жубин отвечал на вопросы. Их было много. Жубин отвечал, а на демонстрационном экране появлялись чертежи лучевой установки и радиоволновой ракеты «Мгновение», похожей на головастика, звездная карта, исполосованная линиями и спиралями схемы решения — как приблизить «Победу».

Кто-то спросил:

— Как же можно использовать «Мгновение», если недавно сообщали, что на подготовку его к рейсу необходимо еще десять месяцев?

— Для планового рейса да, — ответил Жубин. — Для погони за «Победой» достаточно и четырех дней — на подготовку энергетического вещества.

Когда Жубин, отвечая на другие вопросы, назвал цифру, обозначающую необходимое количество энергии для лучевой установки, в зале ахнули. Стало тихо. Очень тихо. И в этой давящей тишине мрачнели лица людей. Потом седая сухонькая женщина в скромном темном костюме не то спросила, не то подумала вслух:

— И все же для Виктора Донцова нет спасения?

— Да. — Председатель Совета космонавтов опустил голову. — По тем данным, которыми мы располагаем в эту минуту.

Больше вопросов не было.

— Неуправляемый звездолет, — снова поднялся Председатель, — пройдет вне досягаемости существующих средств принудительного приземления. Есть два предложения, как приземлить «Победу», — послать в погоню новейшую ракету или применить луч — луч тяготения. Ракета есть, лучевой установки еще нет. И в том и в другом случае Донцов, находящийся вне защитной камеры, — обречен. Надо решать. Пусть сторонники вариантов скажут свое слово.

Георгий Павлович протянул руку к белой кнопке на столе, и шторы обособления, выдвинувшиеся откуда-то снизу, отгородили его от зала. Олег увидел через полупрозрачные стенки, как Гордеев поднялся во весь рост, а затем там, внутри, стало темно.

Сработала радиооптическая система. Над левой трибуной появилась чуть сутуловатая фигура и копна седых волос. Над правой трибуной-экраном — широкие плечи Бирзина. Председатель вопросительно посмотрел на обоих. Гордеев кашлянул:

— Говори, Бирзин…

Тот согласно кивнул.

— Страшно сказать, но нет, нет ни одного варианта приземления, который бы сохранил жизнь Виктора Донцова. Нет… Зато возможно спасение других. Экипаж «Победы» выполнил свой долг. Можно сказать, ценой жизни они добыли новые знания. Они сделали больше, чем могли. И они не только добыли, но и передали нам это новое. Теперь наш черед выполнить свой долг перед ними. В чем он? Спасти их любой ценой? Нет!

Ольга Доценко слушала Бирзина с округлившимися, полными слез глазами и тихо качала головой, соглашаясь с доводами академика. Суперина взглянула на нее и рассерженно фыркнула.

— Может быть, — продолжал, теперь уже громыхая, Бирзин, — это странно слышать, но это так. Поэтому я за прыжок «Мгновения». Через семь месяцев собственного времени «Мгновение» догонит «Победу». Правда, очередная звездная экспедиция уйдет в рейс на несколько лет позже. Но какое это имеет значение, если возвратятся они через тысячелетия! Донцов обречен, но сон сохранит тех, кто сейчас лежит в противоперегрузочных камерах «Победы»…

Сигнал вызова вспыхнул раз, другой, и на стол легла фотограмма. Суперина пробежала ее лихорадочно блестевшими глазами, и ее тонкая кисть потянулась к клавиатуре. На экранчике, вмонтированном в панель стола, появилось бледное, с упрямым подбородком, худощавое лицо пожилого мужчины. Это был Ланский, главный медицинский эксперт Ассамблеи. Он славился своей невозмутимостью и сейчас спокойно, даже холодно смотрел на взволнованную женщину. Эллен подняла фотограмму перед экранчиком так, чтобы Ланский мог ее прочитать.

С чувством удивления и растерянности слушал Олег Бирзина. Ведь прав. Спроси, например, его: что ценнее — жизнь или дело, ради которого живем, и он, не задумываясь, ответит: дело. И все же…

А Бирзин словно угадывал его мысли.

— Лучом, — продолжал он, — если он сработает, можно за несколько дней приземлить звездолет. Это полная гарантия спасения Перевощенко и Крылова. Но если бы они знали, во что это обойдется Земле, если бы они могли выразить свое мнение, то сказали бы: «Мы подождем…».