Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

— Таких талантливых — в ряд по три штуки на два лика… — фыркнул Тессетен и сухо, с насмешкой добавил: — Если мы все примемся рисовать бабочек и сочинять стихи, нам придется несладко в этой грубой реальности. Ты присядь. Вон есть чистая скамейка, и ты не запачкаешь свою красивую белую юбку.

Танрэй уселась и расправила складки на подоле легкого светлого платья. Закатный луч освещал ее рыжие волосы, и паутинка-мотылек над нею, купаясь в теплых объятиях Саэто, из серебристой стала золотой. Жаль, не передашь такое посредством камня, гипса или глины…

— Вообще-то я пришла спросить, как там Ормона и почему так долго ничего не слышно об их поездке.

Он едва сдержал кривую ухмылку. Можно ли всерьез переживать за человека, который обрадовался бы твоей смерти? Но Танрэй не притворялась. Она умела быстро забывать обиды и не держала зла ни на кого. Вот бы всем научиться тому же… Утопия!

— Пока известно лишь то, что они долетели и что им показывают город.

— Но ведь прошел уже почти лунный цикл, как они там!

— Такие дела быстро не делаются. Да, кстати, мне удалось подсунуть ей твой плащ. Думаю, он ей пригодился в тех краях, там сейчас ого-го как холодно…

— Ты показал ей потайной карман, где можно прятать все, что угодно? — она подвигала бровью, намекая на всякие опасные острые предметы для самозащиты.

— Показал, показал, — засмеялся он. — Какие же вы все коварные!

— Да и она не за цветочками поехала. Но надеюсь, ей этот карман не пригодится. Хотя, сказать по правде, я возилась с ним почти неделю, я ведь не умею шить…

— Хорошо, так и быть, скажу. Но только тебе!

Ее зеленоватые глаза — зеленцы в них теперь стало куда больше прежнего — вспыхнули радостью, она закивала.

— Они с Солонданом сейчас склоняют тепманорийцев к ответному визиту.

Ее взгляд переменился, она захлопала ресницами:

— Как? Но… если те приедут сюда, они сразу поймут, что мы хотим их использовать! У нас же всё приходит в упадок!

— Будь честнее: пришло в упадок!

— Ну да!

Сетен промолчал. Танрэй не нужно знать некоторых вещей. Не потому, что это повредило бы ее хрупкому самочувствию, а вообще не нужно — никогда.

— Танрэй, темнеет, — напомнил он, после долгого обоюдного безмолвия, когда поскрипывал в тишине один только гончарный круг.

— Да… мне пора… теперь и правда поздно…

Женщина поднялась. Он ее не задерживал, хотя в глубине души хотел бы пообщаться с Коорэ еще — ведь главного во время их молчания она не замечала, а все это время они с «куарт» ученика говорили друг с другом, только без слов. Родившись, где-то глубоко-глубоко в сердце мальчик будет помнить эти их беседы с Учителем.

— Может быть, тебя проводить?

— Меня ждут Ишвар и Нат, — ответила Танрэй. — Они тут, неподалеку.

Дойдя до лестницы, она оглянулась:

— Что это была за статуя?

— Ты о чем?

— Много лет назад, когда мы с Алом жили в вашем доме, в Эйсетти, а вы приехали отсюда на празднование Теснауто, Ормона спросила, куда подевалась какая-то ее любимая статуя танцующей пары. Ее ведь тоже сделал ты?

Сетен только теперь ощутил, как невообразимо давно это было и с какой скоростью промелькнуло, словно дым во время урагана.

— Да… — вздохнул он, прихрамывая вслед за нею. — Это была моя экзаменационная работа по камню. Почти в человеческий рост, с ума сойти!

— Жалко, что ты разбил ее…

Он отвел взгляд:

— Я ее не разбил. Она не из глины — из мрамора — ее не так просто было бы разбить…

И он указал рукой куда-то под лестницу, в темноту. Женщина вгляделась в смутные очертания, напоминающие фигуры людей. Сетен зажег лампу.

— О, нет! — охнула она, хватаясь за сердце и теряя равновесие, он едва успел подхватить ее под локти. — Мутциорэ! И… твоя жена…

Он всмотрелся. В самом деле — танцовщица в этой паре была почти точной копией Ормоны. Может, потому жена так любила когда-то эту скульптуру? А вот ее партнер… Сетен сощурился: так легче увидеть то, что не сразу бросается в глаза. И он узнал этого мужчину в старинной одежде и с длинными, перехваченными лентой в хвост, волосами. Много лет назад, еще на Оритане, Тессетен, проведав разбившегося в горах Ала, забрел в «кратер» эйсеттского пруда в парке, а там… Он до сих пор так и не разобрался, было то реальностью или наваждением. Его вызвал на поединок мастер-мечник, незнакомый мужчина, за каких-то полчаса состязания обучивший молодого, еще почти юного Сетена самым мудреным приемам, знание которых дремало где-то в глубине его памяти и было разбужено молчаливым дуэлянтом, который, загоняв противника, затем бесследно исчез.

И теперь Тессетен увидел: мраморный мужчина был тем самым незнакомцем, отразившимся в аллийском, тоже воображаемом, мече… Вот только Сетен теперь уже не мог точно вспомнить: отразившийся рядом с ним или вместо него?

Но статуя была сделана задолго до того странного боя! И задолго до первой встречи с будущей женой!

— Как… как ты назвала его? — спросил Сетен, медленно поворачивая голову к Танрэй.

— Это Немой. И я… знаю этого человека. Он является, когда хочет, он все время, все эти годы, учил меня управляться с мечом, а последний раз я видела его, когда он увел меня в ту ночь из павильона… перед самым обрушением…

А перед глазами Сетена возник бегущий к нему по сугробам волчонок-Нат.

Морок рассеялся. Вверху, на ступеньках, что вели в мастерскую, выпустив язык и улыбаясь, стоял и смотрел на них старый волк Натаути.

Глава восемнадцатая,

где много внимания уделяется магии крови и большой игре, затевающейся между кула-орийцами и жителями Тепманоры

Скоро Фирэ понял, что в Кула-Ори происходит что-то дурное. Дикари, которых воспитывала рыжеволосая атме Танрэй, часто рассказывали жуткие истории о чудовищах, которые приходили в селения из джунглей и утаскивали с собой людей.

— Человек становится больным, — почти на чистом ори объяснял ему ученик Танрэй, Ишвар. О нем Фирэ сказали, что прошлых жизнях это был его лучший друг Атембизе, северянин Эт-Эмбизэ. Приглядевшись к потаенной вселенной за зеркалом его глаз, молодой кулаптр с трудом, но узнал «куарт» когда-то Падшего, весельчака-приятеля, преданного всей душой ему и Учителю. Атембизе и погиб тогда лишь потому, что не смог сломать себя и покинуть тонущих Ала и Коорэ. — Потом он впадает в горячку и убегает в джунгли, на растерзание чудовищам…

— Там не одно чудовище?

— Их много. Они ждут.

— Чего ждут?