Роберт Шекли - Кн. 2. Первая жертва. Охотник-жертва

— По правде говоря, мэм, я собираюсь прикончить его сегодня вечером.

— О, как прекрасно! — воскликнула донья Катерина.

— Простите?

— По закону я не могу с ним развестись, а убийство поможет мне решить эту проблему. К тому же я все равно никак не могу вам пометать. Вы приняли решение, и если я стану на вашем пути, вам придется убить меня, чтобы реализовать свои планы. Ведь так действуют все наемные убийцы?

— Вообще-то я пошутил, — сказал Блэквелл.

— Мне известно о вас абсолютно все, — заявила Катерина.

— Ну и как же вы собираетесь поступить в этой ситуации, сеньора Гусман?

— Как я собираюсь поступить? Я просто ничего не стану делать. Я вне себя от радости. Дело в том, что вышла я замуж за Гусмана только из-за Гектора.

— Гектора?

— Гектор — это сын моего отца от первого брака с небезызвестной Имельдой. Мы с Гектором выросли вместе. Он всегда был немного чокнутым. Интеллектуал, одним словом, но все мы его очень любили. А потом отец послал его в Парижский университет.

— Прямо в Париж?

— Да, и Гектор вернулся оттуда с полной головой всяких бредовых идей о том, что все люди равны, даже индейцы мискито. Отец устроил его инспектором грузов в порт Ла Уньон, но Гектор бросил эту работу и отправился в Васпам, жуткую дыру на Рио-Коко, где стал активистом МИСУРАСА.

— Активистом чего? — переспросил Блэквелл.

Он вдруг почувствовал себя неважно. Блэквелл знал, как убить Гусмана, но не знал, как избавиться от сеньоры Катерины, не убивая ее и не оскорбляя ее чувств.

— Это начальные буквы от мискитос, сумус, рамас[15] и сандинистас. В то время левацкая организация, хотя потом ее возглавили контрас. Как бы то ни было, Гектор пару раз выступил с речами в их пользу, за что был арестован Национальной гвардией и посажен в образцовую тюрьму в Манагуа. А это, мистер Блэквелл, совсем не подходящее место для утонченных интеллектуалов. Даже привыкшие к тяжелым условиям крестьяне редко протягивали до шести месяцев.

Мой отец знал, что начальник тюрьмы — полковник Гусман, а уж про страсть Альфонсо ко мне было известно всем. Он влюбился в меня, еще когда мы вместе ходили в школу Святых мучеников на 42-й улице в предместье Сантьяго де Очоабамба. Я вообще не обращала на него никакого внимания, потому что происходила из знатной семьи, а он был всего лишь сыном армянского торговца. Но ради Гектора мне пришлось выйти замуж за Альфонсо.

— Видите ли, — сказал Блэквелл, — все это, конечно, очень интересно, но мне нужно…

— Сначала все складывалось довольно неплохо, — продолжала донья Катерина. — При помощи одного из своих дружков из ЦРУ Альфонсо отправил Гектора в Майами и купил для него небольшой домик, с одной стороны которого находилось поле для гольфа, а с другой — тренировочный лагерь контрас. Но Гектор сбежал оттуда, и через шесть месяцев мы получили известие, что его арестовали при попытке ограбить банк в Ки Ларго и внести украденные деньги в фонд «Гринписа». Сейчас его держат в тюрьме Тальяхассе, и во всем этом виноват Альфонсо. Ведь это он отправил Гектора во Флориду. Так что если вы действительно собираетесь убить его — я имею в виду Альфонсо, — я вам мешать не собираюсь. Если вы это сможете сделать.

— Что значит, если смогу?

— Убить Гусмана не так уж и легко. В отличие от вас, мистер Блэквелл, ему ничего не стоит убить человека, Вы полагаете, что охотитесь на него, но не питайте на сей счет излишних иллюзий. Альфонсо играет в эту игру уже давно.

Блэквелл вышел из комнаты сеньоры Катерины и отправился на поиски Гусмана. Лица людей плясали перед ним как в калейдоскопе. Уже третий оркестр, на этот раз с Гаити — сплошные барабаны, флейты, и черные мускулистые тела в шелковых рубашках — наполнял дом бешеными ритмами. Эта музыка родилась еще тогда, когда Панамский канал был всего лишь болотом, Суэцкий — существовал только в проектах, а миллионы бородатых заключенных еще не начали рыть Волго-Донской.

Внезапно Блэквелл обнаружил, что находится в спальне. В голове у него все еще шумело. На застеленных медвежьими шкурами постелях несколько гостей, весело смеясь, пытались раздеть друг друга. Перед глазами Блэквелла мелькали ноги в шелковых чулках и обнаженные груди. Блэквелл проплыл мимо них, движимый лишь силой мысли.

Паря в коридоре, Блэквелл вдруг заметил приоткрытую дверь, а за ней — лежащего на кровати Гусмана.

Мерседес никак не могла найти Блэквелла. Казалось, он просто испарился. Она прикинула, куда он мог пойти, и решительно отправилась на поиски. Она шла по коридору, из стен которого торчали руки с факелами. У декоратора этого дома был своеобразный вкус.

Наконец она увидела Блэквелла. Он стоял, нагнувшись над кроватью, и разглядывал что-то лежавшее на медвежьей шкуре. Мерседес вытащила из сумочки миниатюрное духовое ружье. Оно выглядело точь-в-точь как серебряный мундштук, только находящаяся в нем сигарета предназначалась отнюдь не для курения. Тонкий слой табака скрывал от постороннего взгляда металлическую стрелу. Стоило лишь взять мундштук в рот, направить сигарету в сторону противника, пользуясь носом, как прицелом, резко дунуть — и смертоносная стрела летела в цель. Это было оружие ближнего действия, как раз для вечеринок. Затылок Блэквелла, поросший черным пухом, представлял собою идеальную мишень. Мерседес глубоко вздохнула и сунула мундштук в рот.

Лежавший ничком на постели человек не шевелился. Его ноги в лакированных штиблетах свисали с кровати. Без всякого сомнения, это был Гусман, но Блэквелл хотел убедиться наверняка. Ему ужасно не хотелось убить по ошибке кого-либо другого. Ведь он прекрасно знал, что в пылу охотничьей страсти любой затылок кажется затылком Жертвы. Тем не менее он приготовил оружие. Не «ролекс», а двухзарядный «Смит энд Вессон», спрятанный в пряжке ремня. Один заряд представлял собой капсулу с нервно-паралитическим газом, а второй — патрон 22-го калибра с пулей из мягкого свинца, которая при попадании производила такой же эффект, как и пуля 45-го калибра, выпущенная с расстояния двадцати футов. Блэквелл переключил пистолет на газ — лучше не оставлять никаких следов.

Но прежде всего он решил перевернуть человека, чтобы убедиться в том, что перед ним именно Жертва, а не кто-нибудь другой.

— Простите, мистер Гусман, я хотел у вас спросить…

Он перевернул лежащего на кровати человека. Только это оказался не человек, а искусно выполненный манекен, как две капли воды похожий на Гусмана.

Блэквелл ошарашенно попятился и вдруг увидел Мерседес, стоящую в дверях с каким-то идиотским мундштуком во рту.