Александр Громов - Ребус-фактор

– Я думала, ты в Новом Пекине, – сказала мама. – Хоть бы предупредил, что приедешь. Мог бы меня не застать.

Она не помолодела за то время, что мы не виделись, но выглядела гораздо бодрее. Плохо запудренные круги под глазами – это нормально для временного губернатора округа в трудное время, но куда важнее прежняя порывистость движений и блеск глаз. Мама была в своей тарелке. Хотел бы я сказать о себе то же самое!

Мама занимала хорошую квартиру рядом со зданием мэрии. Судя по порядку в доме и отменно приготовленному ужину, она держала прислугу. Приходящую. Сейчас в квартире не было посторонних.

– Вот… вырвался. Денька два побуду здесь, а там посмотрим.

– Значит, не по делу приехал?

– Нет. Просто так.

– Устал? – спросила мама.

Да что они, сговорились задавать мне один и тот же вопрос?

– Не знаю, – ответил я. – Может быть. Надоело все. Отдохну чуток, поезжу по окрестностям, школьных друзей навещу, если живы…

– Дурень, – осудила мама. – Дурень и лентяй. Тебе в столице надо быть и времени не терять. Хочешь, чтобы все посты без тебя разобрали? Да их уже разобрали, наверное! Выборы – выборами, к тому же их дата еще не назначена, а места – местами. Мест всегда меньше, чем людей в команде. Упустишь сейчас – потом не предложат.

Я покачал головой.

– Мне власть не нужна. Я ведь инженер.

– А твоему отцу власть нужна, – отрезала мама. – И мне нужна. Самого главного ты все-таки не понимаешь. Знаешь, что такое власть? Это единственный верный способ изменить хоть что-нибудь в этом мире. Это настоящее дело для всякого, кто человек, а не так, двуногое прямоходящее… Ты что, не хочешь ничего менять на Тверди?

– Как не хотеть… Погоди-ка… Какому отцу?

– Дядя Варлам – твой отец. Твой настоящий отец.

Наверное, я имел очень глупый вид.

– То есть как?.. Разве Ганс Шмидт не мой отец?

– Твой отчим, – сказала мама. – Выходя за него замуж, я была уже беременна тобой. Ганс Шмидт знал, что ты не его ребенок, но любил тебя, а если так, то какая разница, кто тебе биологический отец? Ты скажешь, надо было давно сказать тебе всю правду? А зачем? Для чего тебе было знать, что где-то в Штернбурге живет твой настоящий отец? Чтобы возненавидеть его или меня за то, что мы с ним разошлись?

Я чувствовал себя так, как будто в ускоренном состоянии впечатался головой в дерево. Тупой удар – и мысли после него в голове тупые-тупые. Первая догадка: мама меня разыгрывает. И вторая: нет, не разыгрывает…

– А почему вы с ним разошлись? – спросил я. – Это как-то связано с группой «Укоренение»? Так было нужно?

– Разошлись, потому что оба так захотели, – объявила мама. – Что смотришь? Это бывает. Впрочем, мы остались друзьями и, конечно, соратниками. Ты что смотришь? Ешь давай, еда отменная. Худющий. Все еще ускоряешься иногда?

– Спонтанно – уже нет, прошло это. А сам – могу, если накручу себя как следует. Только устаю от этого очень.

– Ну вот и наворачивай. Восстанавливай кондицию.

Я подцепил на вилку кусок маринованной рыбы.

– Дядя Варлам… то есть отец… он знает, что я его сын?

– Знает.

– И молчал?

– Я его об этом просила, – сказала мама. – Одну причину для этого ты уже знаешь, а насчет второй мы тогда могли только надеяться. Твой отец – наиболее вероятный кандидат в президенты Тверди. Есть еще Савелий Игнатюк, и есть два кандидата с Северного материка… хорошо, что их двое, это лучше, чем один, а вообще Северный материк еще доставит нам хлопот… Ну так слушай: не нужно, чтобы кто-нибудь, кроме нас троих, знал о том, что ты сын Варлама Гергая. Прежде всего это не нужно для тебя самого. Когда-нибудь твоему отцу придется закончить политическую карьеру, и тогда выдвинешься ты… Молчи, дай сказать! Сейчас ты еще не готов к этому, ты даже не ставишь перед собой такой цели. Но поставишь. Со временем ты увидишь, что жизнь твоя пуста, – и поставишь. Поймешь, что не хочешь больше плясать под чужую дудку, оставаясь в неведении насчет подлинных мотивов играющего, – и обругаешь себя за то, что так долго валял дурака, вместо того чтобы стремиться к главному. Это случится, поверь. И если сейчас ты не наделаешь ошибок, то когда-нибудь станешь вождем нации, и никто не скажет, что тебя протолкнули наверх по-родственному! А сейчас тебе надо держаться в команде твоего отца, занять какой-нибудь важный, но не слишком публичный пост, вкалывать и слыть при этом осторожным внутренним оппозиционером, понял? Человеком с собственной позицией, не замазанном ни в каких грязных делах. За таким пойдут. На такого поставят.

Я вдруг вспомнил, как и Боб, и Майлз допытывались, не родственник ли я «дяде» Варламу. Иными словами: можно ли будет впоследствии использовать меня в игре против него. У нас на Тверди сильны родственные связи, племянник на эту роль не подошел бы, а уж тем более родной сын.

– Ты что-то говорила о власти, – вяло сказал я. – Какая власть? Настоящая власть здесь только у одного человека, его зовут Майлз Залесски.

– Я говорю о другом уровне власти, – парировала мама. – О достижимом уровне, иначе говоря, о власти президентской.

– То есть холуйской?

– Не напрашивайся на оплеуху, Ларс. Президентской. Но раз уж ты заговорил о холуйстве, то я тебе так скажу. Влиятельные люди нанимают правительства для обслуживания своих интересов, и ни для кого это не секрет. Чаще всего так оно и выходит, но бывают варианты… – Мама мечтательно улыбнулась. – Ну, сам догадайся, какие могут быть варианты, не маленький.

– Президент не сможет подмять под себя Майлза, – заявил я. – Марциане не дадут. Майлз – это скандий.

– Пока – да.

– А что будет потом?

– А потом будет потом, – отрезала мама. – Что-нибудь да будет.

Глава 5

Голова шла кругом.

Переночевав у мамы (когда я проснулся, ее уже не было), я решил, что мои мозги быстрее встанут на место, если я завершу намеченную программу. Очень скоро выяснилось, что выполнить я ее могу только наполовину: Мошка Кац был нашим агентом в Степнянске и, разоблаченный землянами, исчез бесследно. Просто был приглашен в комендатуру и уже не вышел оттуда. Никто не знал, где он зарыт. Зато Глист Сорокин по-прежнему ковырялся на своей ферме в окружении маленькой беременной жены и пятерых малолетних огольцов. Старший уже помогал отцу в поле.

Он почернел и ссутулился, мой школьный кореш, хотя на его долю выпало не больше испытаний, чем на долю большинства фермеров. Как многие, он ушел с семьей в леса, партизанил, похоронил младшую девочку, умершую от неизвестной болезни, штурмовал пригород Степнянска и уцелел в бою, а потом вернулся на ферму. Когда я нашел его, он возился с трактором, точнее сказать, с ублюдочным гибридом, собранным из тракторных частей и всякой железной рухляди и, вероятно, способным тронуться с места при особо благоприятном расположении звезд.