Дмитрий Янковский - Третья раса

– Дно илистое, – сообщил Долговязый. – Это плохо.

– Я включала систему затопления наверху, – ответила Молчунья. – Оттуда нелегко было определить параметры дна. Да и не было у меня большого выбора. Приказали затопить именно в этих координатах.

– Я тебя и не виню.

Наконец мы погрузились до уровня ила. Ниже опускаться было нельзя – сплошная муть, даже горящих фальшфейеров не было видно, вверх поднимались только струйки пузырьков.

– Майк, видишь нас? – спросил Долговязый.

– Вижу, – отозвался капитан. – Ваша цель в пятидесяти метрах к западу.

Мы без труда преодолели это расстояние, работая руками и ногами, но «Валерки» не было видно под толстым слоем ила.

– Стоп! – сказал Майк. – Вы точно над целью.

Долговязый поджег еще два фальшфейера и бросил вниз. Пламени видно не было, но поднимающиеся пузырьки служили неплохим ориентиром. Однако это ненадолго, так что для облегчения ориентации отставник снял с каркаса и включил небольшой радиомаяк с заливной батареей. Я настроил компас перчатки на его частоту, и на табло появились цифры эшелона и расстояния.

– Так, ребята, – сказал Долговязый. – Я нырну, посмотрю, что там. Вы ждите здесь. Код на шлюзе менялся, Молчунья?

– Да. Можно я с тобой? Заберемся внутрь, я смогу врубить турбины на прогрев.

– Ладно. Копуха, остаешься на прикрытии.

– От кого? – удивился я.

– Это ты брось. Один должен всегда оставаться в зоне прозрачности. Это правило мне раз десять жизнь спасало.

«Врет, наверное, – подумал я. – Если только на илистом дне его раз десять смерть поджидала, то сколько раз в других местах? Заливает, точно».

Они с Молчуньей погрузились в слой ила и скрылись из вида, а мне пришлось подгребать руками, чтобы держаться выше – балласт неумолимо тянул вниз, а отцепить его тем более было нельзя, иначе вытолкнуло бы на поверхность, как пробку из бутылки. Что такое баротравма, мне пришлось испытать на собственной шкуре, и повторения совсем не хотелось.

– Копуха, мы у шлюза! – доложил Долговязый. – Как у тебя?

– Без изменений, – ответил я знаком, которых довольно много было в Языке Охотников для таких стандартных ответов.

– Все, Молчунья открыла дверь. Можешь спускаться.

А я уж думал, мне до их возвращения здесь торчать придется. Хотя какое возвращение? Стоило ли нырять, чтобы возвращаться на «Рапид» своим ходом? Нет, раз уж «Валерку» нашли, на нем и надо всплывать. Хотя, если бы полицейские или спасатели увидели в наших руках боевой батиплан в полном снаряжении, у нас могли бы возникнуть неприятности. Одно дело незарегистрированное ракетное ружье, и совсем другое – подводный танк со стрелковым комплексом. На «Валерке» при надобности можно было любую пиратскую островную крепость взять штурмом, а не то что мирный город поставить на уши. Вообще-то Молчунья сильно рисковала, оставив такую машину в боеспособном состоянии. Хотя можно ли найти в мире сторожа лучше, чем километровая глубина? Даже имея в запасе модифицированный дрожжевой грибок, мало кто решится на погружение. А если кто решится, выжить ему без тренировок почти нет шансов. Скрутило бы, как Молчунью, и пиши пропало. Но даже если вообразить смельчака, которому удалось бы добраться до шлюза, как бы он его открыл, не зная кода? А ведь еще надо уметь управлять батипланом. В общем, уровней защиты у глубинной техники хватало, но главным рубежом обороны была сама глубина. Недаром для сверхглубинных скафандров линии «СГАК» не было предусмотрено допуска. Зачем, если работать в них можно лишь начиная с километра? При меньшем давлении у него жабры попросту не могут функционировать, вот и весь допуск. Это вроде тех уловок, когда контейнеры со снаряжением охотников вскрываются лишь на тех глубинах, для каких приспособлены.

Подгребая руками и ногами для большей скорости, я погрузился в густую пелену ила и запалил новый фальшфейер. Толку от него, правда, было не много, пламя все равно ничего не освещало, но созерцание живого огня в царстве вечного мрака хоть немного отодвигало тяжелое ощущение дезориентации. Я вспомнил прочитанный в детстве роман о путешествии землян на планету, вращавшуюся вокруг инфракрасной звезды. Там миллионы лет царила непроницаемая тьма, точно как здесь. Во мраке возникла и развилась жутковатая и враждебная форма жизни, которую земляне называли медузами. Их отгоняли прожекторами, а у меня прожектора не было – только немощный фальшфейер в руке.

Муть вокруг пламени казалась желтоватой, а дальше быстро сходила на нет, в полную темноту. Я спинным мозгом ощутил вокруг притаившийся ужас, прекрасно понимая, от чего он исходит. Десятки, сотни живых организмов вели вокруг непрекращающуюся битву за жизнь – кто-то кого-то ел, кто-то от кого-то спасался. И эта вечная охота во мраке генерировала первобытный страх, излучая его подобно радиоволнам. У меня вообще на глубине чувствительность повышается, но сейчас пробрало совсем не на шутку. Я попытался взять себя в руки, но никак не получалось – страх накатывал все сильнее, прессуя почище давления. И только секунд через двадцать я понял, что попал в ловушку.

Говорил ведь Долговязый, что при малейшем чувстве тревоги надо начинать двигаться, что это не просто страх, а реакция на переизбыток кислорода. Так нет же, вместо этого я, наоборот, замер, прислушиваясь к ощущениям и к шипению пузырьков от фальшфейера. А когда разобрался, было уже поздно – сосуды свело спазмом и всю кровь загнало в крупные сосуды, оставив мышцы практически без снабжения кислородом. Свинцовая тяжесть неимоверной усталости сковала тело, и я, как ни старался, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тут же среагировал мозг, провалившись в пучину темно-красных кошмаров. Я хотел закричать, но сжатые, опустошенные легкие даже не вздрогнули.

Огромная рыбина с разверзнутой зубастой пастью рванулась на меня из тьмы, быстрая, как молния, неумолимая, как смерть. Ее челюсти схлопнулись, разрубив мое тело пополам, и я окончательно потерял связь с реальностью. Мне грезилась пересохшая пустыня, занесенная красной пылью, и низкое темное небо, искаженное невероятными аберрациями. Я хватал ртом воздух, но все равно задыхался, а непонятно откуда взявшиеся черти с рогами принялись весело тыкать в меня раскаленными вилами. Черти тоже были красными, как и все вокруг, почти такие, какими их рисовали в древности, – со свиными рылами и гипертрофированными гениталиями.

Я пробовал кричать, но без толку – вокруг меня не было воздуха. Тогда я догадался знаками Языка Охотников высказать чертям все, что о них думал. К удивлению, они меня поняли, радостно заржали, подняли на вилы и с невероятной скоростью понесли по пустыне. Больно было до ужаса, чуть глаза не лопались. А они все таскали и таскали меня, затем бросили и принялись топтать копытами. Было больно, но я не двигался – не было сил. Тело словно цепями стянуло, и я тут же разглядел эти цепи – ржавые, с крупными тяжелыми звеньями. При каждом ударе они больно впивались и защемляли кожу. Один черт, порезвее прочих, занял выгодную позицию и принялся наносить мне точные удары в пах. Тут уж я не выдержал. От первых двух ударов меня так свернуло в дугу, что цепи полопались, и, получив возможность двигаться хоть немного, я начал прикрывать яйца руками. Черти начали медленно растворяться в воздухе, а затем поблекла и пустыня, и небо – все превратилось в пугающую черноту, в которой плавало размазанное пятно красного света.