Дмитрий Раскин - Судьба и другие аттракционы (сборник)

— Надо понимать, что нет Контакта на межцивилизационном уровне. И речь идет о нашем взаимодействии с отдельным представителем инопланетного разума? — чеканила Лидия.

По лестнице, со второго этажа спускался Ветфельд. С первого взгляда на него все поняли, что сейчас произойдет, и встали.

Ветфельд вцепился управляющему в горло. Арбов и Лидия принялись отдирать Ветфельда. Управляющий каким-то приемом сбил захват.

Втроем пытались усадить Ветфельда, но тот, как-то странно взвизгнув, вырвался, взбрыкнул в сторону и выскочил в сад.

Бросилась за ним, но не нашли, значит, он зигзагом проскочил в другую часть сада.

Самый первый рассвет и фонари в саду, что еще не потушены.

Ветфельд на подиуме пытается вырвать деревянную лошадку из ее основания. Разодрал себе руки в кровь, не замечает крови, наконец, с рёвом опрокидывает лошадку с подиума, бросается к дельфинчику, но тот не поддается. Ветфельд от бессилия лупит руками по его счастливой деревянной морде. Вдруг, сообразив, спрыгивает на землю, ногой выбивает дверь какого-то сарайчика. Бросается внутрь, выбегает оттуда с кувалдой.

Ветфельд крушил, разбивал в щепки всех этих лошадок, верблюжат, дельфинчиков, оленей — высвобождался в эту ярость. Подбежавшие Арбов, Лидия и управляющий боялись подойти.

Разбив, уничтожив всё, Ветфельд внезапно выдохся, сник. Уронил куда-то в траву кувалду, сел на край подиума, свесив ноги. Всё никак не мог унять дыхания.

Они подошли, встали перед ним.

— Аттракцион по пересадке памяти, — наконец сказал Ветфельд. — Точней, по созданию новой. По усмотрению организаторов. — Он задыхался. — Я страдаю, радуюсь, мучаюсь совестью, обретаю свободу или же смысл по итогам не прожитой мною жизни. — Ветфельд пытался ослабить ворот рубашки, который на самом деле, давно был уже сорван. — А я понял, почему так: моя настоящая жизнь блеклая, в ней обошлось без большой любви и сильных страстей, не получилось и с творчеством, — он усмехнулся, точнее, попытался, — в меру бездарна и, в целом, правильна, да? Вот инопланетный мозг и решил всё исправить в пользу Судьбы… Во имя глубины и подлинности… Подлинность судьбы, которой не было, глубина жизни, которой не жил. — Ветфельд заметил, наконец, что изодрал свои руки в кровь, на правой ладони чуть ли не до мяса. — Мозг хотел как лучше, не так ли? Я чуть с ума не сошел, скорбя по женщине, которая преспокойно живет себе в скольких-то там часах езды отсюда, обросла детьми, внуками, жизнью. Я преодолевал катастрофу, которой не просто не было никогда — до которой не дорос, мучился угрызениями, на которые вообще не имел права, восстанавливал, собирал свою душу (это, кажется, так называется, да?), душу той выделки, которой вообще не обладал, где уж мне.

— Но вот же восстановил, — сказал управляющий. — Преодолел, прошел через…

Ветфельд достает из кармана пачку фотографий — из той самой папки.

— Вы отняли у меня всё вот это. Мои женщины, мои дети, моя жизнь… Да, согласен, всё это было не очень. Но это же было! Было.

Управляющий, Арбов и Лидия опустили глаза.

— Все мы здесь, — Ветфельд потряс пачкой карточек, — невнятные, заурядные, не слишком-то справились с жизнью. Но и невнятные имеют право на счастье! На им отведенное в судьбе и доле… Мне ампутировали жизнь, понимаете?! Завтра придет ко мне моя дочь. — Ветфельд достает фото из пачки. — Я опознаю её по снимку. А карточка не подписана, я не знаю, как её зовут. Я не чувствую к ней ничего. А ведь это дочь — в папке Лидии так написано. Я обязан её любить, а во мне нет ничего, что связано с нею. Вообще ничего, понимаете?!

— Курт! — жалостливо вскрикнула Лидия.

— Может, УЗИ показало патологию плода, — продолжал Ветфельд, — но потом не подтвердилось и мы с Сюзанной вздохнули спокойно. Были ли роды сложными, как росла, что любила, чем болела, о чем мечтала, какой у нее характер, легко ли мне было с ней или её переходный возраст стал каторгой для всей семьи? Всё это может вернуть милосердный и добрый инопланетный мозг ?! Отыграть обратно, хотя бы до того места, где Лидия, разумеется, во имя истины, за-ради подлинности и прочего вручила мне свою папку. — Поворачивает голову к Лидии. — Вы не волнуйтесь, я вам компенсирую все расходы по расследованию, как только вернусь в Штаты, вышлю вам чек или же переводом. Правда, наверное, не разом. Придется разбить на несколько частей, но, думаю, мы договоримся, к тому же я в октябре получу гонорар за книгу и тогда уж точно никаких проблем… Или я могу заплатить непосредственно детективу? Впрочем, как скажете, лишь бы вам, Лидия, было удобно.

— Это была моя инициатива, — глухо сказала Лидия, — и я не…

Ветфельд её не дослушал.

— А что, если вернуться в собственную жизнь, прикинувшись больным альцгеймером? Или же просто амнезия? Внезапная, странная, безусловно, но кто здесь сможет что возразить?! — Спрашивает Арбова. — Как ты думаешь, сразу же не разоблачат? — Вдруг начал тихо, устало: — Мозг рассчитал всё правильно: своим бывшим женщинам я не нужен, взрослым детям, в принципе, тоже. После Карловых Вар меня ждет новая работа в другом штате. Джина Джексон просто решит, что я таким образом разорвал отношения, — позвонит мне, я её не узнаю, если приедет — тоже. Назовет меня сволочью. А в случае приезда еще и даст по физиономии. Я просто-напросто приму её за сумасшедшую и тут же забуду о ней. Дальше — жизнь. Жизнь после Марии . Чтобы в сценарии, сочиненном инопланетным разумом, всё сошлось, Мария обязательно должна быть умершей. Сколько здесь гуманности и добра, не правда ли? Всё остальное сложилось само собой: могилы нет, ибо прах развеян по завещанию, её письма и фото я уничтожил, от вещей избавился (сам не зная зачем!), гениально придумано, правда? И сколько за этим угадывается моей скорби. Что касается её родителей — они умерли, с немногочисленными родственниками и без того давно уже не поддерживали связи. Всё опять сошлось, пазл сложился, придраться не к чему. Мозг не учел только любознательности Лидии. И вот теперь, — Ветфельд поднял над головой пачку фотографий, — я всё вот это, свою настоящую жизнь знаю в объеме справки, составленной детективом, приятелем Лидии . Знаю , и только, а помню : то, что сказала мне Мария перед смертью, как мы с ней каждый раз шли на рождественскую распродажу с самым серьезным, озабоченным видом, а покупали какие-нибудь забавные безделушки и смеялись потом над собственной «практичностью», как однажды поехали в отпуск в Испанию и Мария вдруг решила, что забеременела, на этот раз в самом деле, но потом не подтвердилось. — Ветфельд останавливает себя. — Такая странная победа небывшего над судьбой и жизнью… в пользу меня самого , я понимаю. За-ради глубины. Как только выдержать эту «пользу»? Жить и знать, что твоё сокровенное, счастливое, мучительное, глубинное, доподлинное — всё имплантировано в твою память по прихоти инопланетного мозга?! Может быть, мозг подскажет, как это выдержать? Научит хотя бы, как не принимать близко к сердцу, привыкнуть и чем отвлечься? — Кричит: — Как жить теперь с этим?! Как не свихнуться?! — И снова тихо, почти что шепотом. — Если б не Лидия, так бы и жил… с этим и прожил бы мне отведённое.