Владимир Тендряков - Сборник “Нефантасты в фантастике”. Рассказы и повести советских писателей. Том 19

Диктор. В довершение всего оказалось, что даже в таком богатом христианском городе занять недостающие для счастья 8220 долларов под честное слово христианина — безнадежное дело. Тогда мистеру Мак-Кинли и вспомнилась подслушанная в кафе история про иностранного бакалавра с топором… Пора было приступать к поискам какой-либо малоценной старухи.

Скитания м-ра Мак-Кинли по городу в поисках подходящего объекта.

Он на вокзале, среди провожающих: нету! Он на скачках в публике. Казалось бы, выбор здесь вполне достаточный, но ни одна из подходящих кандидаток в увлечении игрой просто не замечает его усилий завязать близкое, с солидными намерениями знакомство.

Мистер Мак-Кинли в молитвенном доме, где множество малозажиточного вида старух с вытянутыми гусиными шеями тянут гимны под управлением такого же прозрачного на просвет проповедника. Изучая каждую порознь, м-р Мак-Кинли местами подпевает им слегка, потом скептически морщится и уходит.

Он забредает также в косметический институт. Адское стрекотание массажных, вибрационных и прочих омолодительных аппаратов, но даже и сквозь этот шум могуче прорываются такты той, райской мелодии. Происходит очередная пантомима: под предлогом удаления родинки где-то за ухом м-р Мак-Кинли вступает в нудное объяснение с главным магом-оператором, образцово-показательным мужчиной пронзительной ассирийской внешности. Тот сокрушенно качает головой, в мимическом смысле: «Тут никак нельзя ковыряться, опасно: слишком близко к мозгам!»

Тем временем м-р Мак-Кинли поочередно обследует взглядом букет перезрелых дам, чающих возвращения молодости. Кажется, одна — долговязая, тощая, носатая до сходства с грифом — совершенно подходит для намеченного мероприятия. На ней показное множество драгоценностей, — значит, богата; она жаждет нравиться, — значит, при умелом обращении уязвима для мужских чар; она в трауре, — значит, одинока, что в особенности благоприятствует успеху дела.

Диктор. Не теряйте времени, мистер Мак-Кинли. Забирайте в охапку вашу удачную находку!

С видом прожигателя жизни м-р Мак-Кинли шествует за своей жертвой. В переполненном, на людной улице, кафе ему удается настигнуть ее наконец. Жестом он просит разрешения воспользоваться пустым местом за ее столиком.

— Я не запомню такого тропического августа… — говорит м-р Мак-Кинли, садясь и приподымая шляпу в благодарность за позволение. — Впрочем, у нас в Оклахоме, помнится, случалось, в детстве, и не такое пекло!

— Зато, наверно, будет ранняя и дождливая осень… — охотно откликается будущая жертва.

Миссис Шамуэй рассеянно кивает, занятая какой-то довольно калорийной пищей. Такие, по уверениям сведущих лиц, обожают всякие зверские зрелища!

— Вы сидите на самом выгодном месте во всем кафе. Я тоже давно облюбовал этот столик, — отважно приступает к своей тяжелой работе м-р Мак-Кинли, касаясь полей шляпы. — Отсюда выгодней всего наблюдать все несчастные случаи… По городской статистике, большинство их происходит именно на этом перекрестке и в этот час. По отзывам одного знакомого репортера, перед вами наиболее богатый происшествиями перекресток в мире. Кстати, третьего дня произошло очень милое столкновение двух автомашин.

Что- то в наружности миссис Шамуэй располагает его к импровизации такого рода.

— И много крови было? — интересуется миссис Шамуэй.

— Да, и, по моим наблюдениям, она поразительно медленно сохнет… даже в такую погоду!

Не без сожаления м-с Шамуэй расплачивается с официантом и уходит. Но, значит, выстрел охотника попал в цель: на следующий вечер уже сама миссис Шамуэй подходит к столику, предусмотрительно занятому м-ром Мак-Кинли.

— Ну как, ничего не произошло пока? — приветливо и уже тоном сообщницы осведомляется она, запросто присаживаясь на свое место. — Я тоже большая любительница наблюдать… ну, всякие такие пестрые уличные бытовые сценки!

— Вот, терпеливо жду пока… — тоном бывалого рыбака говорит Мак-Кинли, приподымая шляпу. — Но только при вашей врожденной нервности… я бы предписал вам воздерживаться от чрезмерных впечатлений!

— О, вам делает честь такая наблюдательность! Вы врач?

— Немножко. Мне и в прошлый раз показалось, у вас были не то чтобы заплаканные, а как бы в дымке давней печали… глаза. Простите, ваше состояние дает мне право, пусть на непрошеное, сочувствие. Скажите… у вас большое горе?

— Три дня назад я предала земле близкое мне существо, — тронутая проникновенным тоном м-ра Мак-Кинли, признается приручаемая жертва.

— Мне также знакомо такое опустошение, эта сверлящая после ночной бури тишина, — с опущенными глазами платит откровенностью за доверие м-р Мак-Кинли. — Вот уже два года с лишним, как я напрасно пытаюсь найти какую-нибудь привлекательность в своем одиночестве…

— Зачем?

— О, чтобы привыкнуть и смириться!

— Нас всех, путников по земле, роднят одни и те же земные горести да еще, пожалуй, тоска по небу… — искоса рассматривая меню, со вздохом произносит миссис Шамуэй.

Мистер Мак-Кинли смотрит на свою старуху страшными, бархатными глазами.

— Простите мою навязчивость, миссис…

— О, Шамуэй!

— Благодарю вас, миссис Шамуэй… Я Мак-Кинли. Будем надеяться, что там вашему другу будет лучше. Видимо, это было очень отзывчивое, доброе существо, верный рыцарь и умный собеседник?

— Я бы не сказала так… но нас связывали девять лет самой тесной дружбы!

— Вот так же и я!.. До сих пор, проснувшись иногда среди ночи, я отчетливо, как бы в мерцании, вижу наклоненную надо мной любимую головку, — искусно признается м-р Мак-Кинли. — Поразительно, с какою силой человеческое сердце хранит черты дорогих нам спутников. Мы даже перенимаем у них некоторые черты для себя… Вы не замечали, миссис Шамуэй?

— По счастью, — благодарно и не без волнения отвечает та, — у меня, кроме воспоминаний, сохранилась и фотография. Как странно! Точно предвидя несчастье, мы снимались всего на прошлой неделе.

— Я был бы счастлив познакомиться с вашим бедным другом! — просит м-р Мак-Кинли.

С увлажнившимся взором м-с Шамуэй шарит в сумочке портрет любимого покойника. М-р Мак-Кинли замечает там вполне достаточную для пролития крови пачку денег и чековую книжку, которую та некстати роняет на пол. М-р Мак-Кинли возвращает ее владелице и получает взамен фотографию в кожаном паспарту для осмотра. На ней голый и гладкий, с какой-то огнедышащей мордой дог.

Кивая со склоненной набок головой, м-р Мак-Кинли долго рассматривает карточку. «Какое милое, интеллектуальное лицо!..» — как бы говорит он всем своим видом.