Юрий Никитин - Имаго
Потому евреям и Юсе сейчас не позавидуешь. Делиться властью не хочется, а сопротивление и недовольство все растут, общечеловеческие ценности трещат по швам. Причем, кто бы подумал – про ограничение власти евреев говорит Немков, он же, как оказывается, Кацман, а про сужение власти Юсы – профессора в Мичиганском универе, в Гарварде, даже в Колумбийском университете, а там всегда были такие патриоты, что боже мой…
Анна Павловна сбегала в квартиру и принесла еще пакет хрустящих сухариков. Бабурин довольно заорал, я с чашкой в руках засмотрелся на мир по ту сторону перил. Заходящее солнце светит непривычно ярко, я даже заморгал, чувствуя, как больно смотреть на этот раскаленный докрасна шар. Тяжелые облака снизу горят почти оранжевым, что переходит в багровость, а гребешки остаются темно-сизыми.
На домах искрятся и блестят серебром тарелки спутниковых антенн.
– Верно-верно, – доносился за спиной голос Лютового, – я вижу, вы мне не верите, милейший Андрей Палиевич, но, как это ни кажется вам чудовищным, мне как раз, повторяю вам еще раз, хотелось бы США… спасти. Спасти от разрушения, как в свое время разрушили, вполне справедливо, Римскую империю. Римляне, чересчур погрязшие в своем превосходстве над всем миром и своих общечеловеческих ценностях плотских утех, так и не поняли, что мир изголодался по утехам более высокого порядка. По утехам, которые могут дать… отказ от утех, аскетизм, посты, добровольные истязания плоти, власть духа над плотью, словом, то немыслимое, что римляне так и не смогли даже понять, а не то что принять!.. И вот сейчас точно так же рухнет США под натиском изголодавшегося по духовным утехам человеческого вида.
Майданов сказал саркастически:
– Это не Талибан ли вы имеете в виду под утехами более высокого плана?
Лютовой сдвинул плечи.
– Может быть, в этой роли выступит и Талибан или что-то подобное ему, не знаю. Знаю другое: плотскими утехами общечеловеков уже обожрались, уже блюем. Как после обжираловки изысканно сладким страстно хочется простого соленого огурчика. Как хочется ухватить и погрызть старую засушенную селедочную голову или хотя бы хвостик. Что послужит обожравшемуся юсовостью человечеству соленым огурчиком – не знаю. Но Юса будет уничтожена. Гораздо страшнее, чем погиб СССР. А это… не хочется этого признавать, но это так, – будет катастрофа для всей цивилизации, ибо Юса – наиболее яркий и заметный форпост, последняя крепость техногенной цивилизации. После ее падения – уже все, наступит долгая ночь. Долгая необходимая ночь, необходимая для выздоровления биологического вида. Потом наступит рассвет, человечество проснется отдохнувшим, посвежевшим. Наступит новое Возрождение, но это уже не будет возрождение прежнего образа жизни! Как прошлое Возрождение вовсе не копировало жизнь древних римлян или исчезнувших греков.
Майданов сказал все так же насмешливо:
– Но тогда зачем спасать Юсу, если ночь необходима?
– Этой ночи может и не быть, – сказал Лютовой серьезно. – Если вовремя остановиться в стремлении пожирать только сладкое. Уже тошнит, не надо доводить до рвоты!.. Уже надо хватать и поскорее жевать соленые огурчики. Уже надо заставить себя сесть на сорокадневный пост, иначе… иначе, я уже говорил, что именно настанет. Этим и вызваны мои предостережения, которые вы, с примитивнейшим мышлением общечеловека, называете нападками на свою любимую Юсу. На которую мне, если честно, глубоко наплевать. Юса – еще не человечество, как вам мерещится. Это временное образование возникло только что, набрало мощь со стремительностью растущей империи гуннов, обров, хазарского каганата или Золотой Орды… Где они все? Какой след оставили? А ведь Юса существует меньше империи Чингисхана!..
Глава 11
Анна Павловна заботливо разливала чай, раскрасневшаяся, как кустодиевская купчиха, милая и очень уютная. Майданов поглядывал на меня с интересом, спросил:
– А что Немков говорил, что у вас какие-то страшные работы?..
Бабурин гоготнул:
– Атомная бонба повышенной мощности!.. Чтоб и тараканов не осталось!
Лютовой сказал негромко:
– От Бравлина многое можно ждать. Он из тех, кто выбирает для себя очень высокую гору…
– Многие выбирают, – ответил я, – но мало тех, кто поднимается даже до середины.
– А как вы? – поинтересовался Майданов вежливо. – Вы ведь так молоды…
– Не знаю, – ответил я. – Думаю, что почти поднялся.
За столом наступило молчание. Они все смотрели на меня, будто впервые увидели. Шершень поинтересовался с великой иронией:
– А горка-то… по колено?
– Для меня – нет, – ответил я мирно. – Впрочем, для тех, кто поднимается на фуникулере, любая гора – по щиколотку.
Шершень смотрел с интенсивностью лазера.
– Вы в самом деле замахнулись на создание… э-э… новых общечеловеческих ценностей?
Лютовой спросил с интересом:
– Почему вы так решили?
– Я, в отличие от вас, читал некоторые работы Бравлина. Заметно, что он ходит вокруг одной и той же горы, присматривается к ней, пробует взбираться то с одной стороны, то с другой… Кое-где уже вбил крючья, это заметно!
Некоторое время все попивали чаек в полном молчании. Майданов наконец-то отставил чашку, откинулся на спинку кресла. Глаза покровительственно оглядели небо с багровыми на горизонте новыми микрорайонами, проговорил благодушно:
– В самом деле полагаете, что можете навязать иные ценности обществу, которое сейчас живет вообще без каких-либо ценностей?
Лютовой фыркнул с великим презрением:
– Дорогой, вы что мелете?.. Да общество и сейчас живет в мире ложных ценностей!.. Абсолютно ложных. Но свято считает их истинными. А не будь их, человек вовсе растерялся бы. Да и вообще не только… Даже не знаю. Может быть, начались бы массовые кидания из окон? Как у леммингов?
Бабурин загоготал, со стуком опустил чашку на столешницу.
– Лемминги не кидаются из окон! – сказал он победно. – Это Анна Каренина бросилась. И не из окна, а в пропасть. Мне в детстве показывали! Так и зовется «Каренинское». О каких это ложных ценностях ты сам мелешь?
Лютовой ответил живо, но чувствовалось, что стрела направлена в Майданова:
– Да пжалста! «Красивые женщины – дуры» и антитеза «…а уродки – умные», «Все депутаты – тупые», «Вся милиция продалась мафии», «Главный мафиози – мэр», «На Западе живут лучше», «Наши хакеры – лучшие в мире», «Русской мафии страшится весь мир», «Наших женщин на Западе продают в рабство», «Запад купит все наши земли», «Чубайс – предатель»… Продолжать? Человечку обязательно нужен набор этих бытовых сиюминутных ценностей. Без них он чувствует себя нервозно, в беспокойстве впадает в депрессию. Почему сейчас в обществе такая подавленность? Старые ценности сломались, а новые… я их выше перечислил, какие-то не очень… гм… То ли дело старый добрый набор правил жителя развитого социализма! А моральный кодекс строителя коммунизма?.. Или правила пионера?.. Или даже еще более простое, не оформленное в четкие правила, а просто – «девочки так не поступают», «это не по-мужски». А сейчас, когда все можно, когда критериев нет… хотя и те старые критерии мы не очень-то выполняли, но все же они были, были, и нам было гораздо проще в них жить и даже нарушать было счастьем! А сейчас и девочкам можно все, и мальчикам… тьфу!.. можно. Человечек растерян!.. Ему надо что-то в качестве ориентира. А вот сейчас самый удобный момент. Если не даст Бравлин, дадут другие. Время такое – все ищут внеэкономические выходы из криза. Что-нибудь нелепое всобачат, ведущее в пропасть, но человек – трус по натуре, он боится свободы. Ему нужны моральные законы, ограничения, забор с колючей проволокой… который он будет критиковать и… жить счастливо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});