Михаил Кликин - Личный враг Бога

– Это хорошо. А то я почти голый. И одеть нечего – все в стирке. – Александр, босой, в трусах до колен и в мятой майке навыпуск, хлопнул дверью.

– Пожрать принес? – осведомился он, хищно глядя на пластиковый пакет в руках Глеба.

– Принес.

Они прошли на кухню.

– О делах потом, – предупредил Александр, бесцеремонно вываливая содержимое пакета прямо на стол.

– Сперва перекусим. – Он оглядел гору продуктов и спросил: – А ты что, разбогател?

– Нет. Выгреб все из своего холодильника. Я уезжать собираюсь. Скоро. Все съесть не успел бы.

– Уезжаешь? Далеко?

– В Америку. В общем-то я по этому поводу и пришел…

– О делах потом, – напомнил Александр.

Глеб замолчал.

Александр быстро сполоснул маленькую кастрюльку, налил воды из-под крана, зажег газ, поставил посудину на огонь и сел напротив Глеба, ожидая, когда закипит вода.

– Так и не работаешь?—спросил он.

– А кто сейчас работает? – вопросом ответил Глеб. – Да и зачем? Пособия на жизнь худо-бедно хватает. А устроишься на работу – времени свободного совсем не будет. По шесть часов вкалывать! Нет, это не по мне… На что мне деньги без свободного времени?

– В твоих словах есть часть правды, – признал Александр. – Но это не вся правда.

Они надолго замолчали, глядя на венец синих огоньков под кастрюлей… Застучала, зазвенела крышка под давлением рвущегося наружу пара. Вода вскипела. Александр бросил щепоть соли, подумал, заглядывая в кастрюлю, и сыпанул еще. Затем взял принесенные Глебом пельмени, уже размороженные, слипшиеся, и стал потихоньку отдирать их друг от друга и осторожно опускать в клокочущий кипяток. Переправив в посудину пару десятков бесформенных липких комков, он кинул туда же лавровый листик и принялся неспешно резать хлеб.

– Жениться, что ли, – задумчиво сказал он. Глеб не ответил. Они еще помолчали.

– А дождь все идет, – отметил Александр, глянув в окно. За окном брезжил унылый серый рассвет.

– Идет, – безучастно подтвердил Глеб, думая о своем.

– И когда кончится – неизвестно… Вот люди, а! Моделируем ядерные процессы, предсказываем движение звездных систем, а угадать толком погоду не можем.

Глеб кивнул. Александр половником стал вылавливать разварившиеся потрепанные пельмени и выкладывать их на одну большую тарелку. Затем залил их горячим бульоном, плеснув его прямо из кастрюли. Добавил майонеза и все это густо присыпал черным молотым перцем.

– Обьеденье! – Он чмокнул, любуясь делом своих рук. – Сегодня можно не жениться.

Друзья пододвинулись к столу.

– А дела потом! – сказал Александр, доставая ложки из скрипучего ящика.

Птицы ждали. Целыми днями они кружили над равниной, с высматривая поживу. Парили в восходящих потоках воздуха, ку– пались в синеве неба. Вороны и грифы-стервятники. Падалыцики. Им было все равно, что расклевывать – распухшее ли тело павшей кобылы, мумию ли быка, от которого только и осталось, что шкура да кости, останки ли убитых в бою воинов. Птицы рвали мертвую плоть своими когтями, вонзались в лохмотья мяса 2 безжалостными клювами. Хрипло переругивались. Растопырив крылья, отгоняли конкурентов. Глотали, давясь от жадности, большие куски падали.

Иногда птицы убивали сами. Подстреленный охотниками, истекающий кровью степной волк огрызался, впустую щелкал с пастью, а падалыцики пикировали ему на голову, метя в глаза. А потом сообща добивали ослепленного, обезумевшего, мечущегося в панике хищника, расклевывая ему череп…

Десятки острых глаз внимательно обшаривали степь от горизонта до горизонта. Ничто не могло укрыться от них.

Там, внизу, лежали два тела. Лежали рядом, в нескольких шагах друг от друга. Тени облаков медленно проползали по ним. Солнце палило запрокинутое лицо одного, жарило голый затылок другого. Ветер трепал волосы, собираясь вырвать их и развеять по беспредельной равнине. Колышущийся зеленый океан разнотравья готовился утопить мертвые тела в себе.

Птицы не торопились. С каждым кругом они опускались чуть ниже. Черные бусинки глаз фиксировали любую, самую незначительную мелочь. Падалыцики были очень осторожны.

Безучастное небо следило за происходящим желтым зрачком солнца.

Все ниже и ниже спускались птицы. Уже скользили над самой землей, почти задевая крыльями мертвые лица. И вдруг взмыли высоко вверх, услышав, уловив, почуяв тихий ритмичный звук.

Стук. Стук сердца. Биение жизни.

Слабый трепет…

Черными точками на синеве неба кружили птицы, дожидаясь своего часа. Они привыкли ждать.

На грудь опустилось что-то тяжелое.

Глеб с трудом открыл глаза и увидел расплывчатое черное пятно. Оглушительно каркнув, пятно взмахнуло крыльями и взлетело.

Ворон.

Тупая боль точила правую сторону черепа.

Глеб поднял руку и коснулся пальцами виска.

Кровь. Короткий массивный болт арбалета лишь содрал кожу над ухом.

Он вспомнил Уота и застонал. Гоблину повезло меньше.

Голова гудела, словно резонирующий медный колокол.

«Контузия», – всплыло слово из глубин памяти. Он хотел произнести его вслух, но пересохшее горло отказывалось пропускать сквозь себя членораздельные звуки.

Глеб нашарил холодное древко копья, и ему стало легче.

«…эта мазь поможет твоим ранам, а их у тебя будет много…» – вспомнил он.

«Много» – звучит оптимистично.

Он осторожно перевернулся на бок, корявыми пальцами выковырнул из-за пояса подаренный Линой крохотный горшочек. Аккуратно поставил его на землю рядом с собой, асам сел. Мир покачнулся, закружился, потемнел. Туча черных мошек застила глаза. Глеб зажмурился, слушая, как бьется в груди загнанное сердце…

Мазь действительно помогла. Боль отступила, сознание прояснилось. Глеб осторожно встал на ноги и сразу же увидел друга.

Уот лежал в высокой траве, уткнувшись лицом в землю. Его поза была неестественна своей угловатой вывернутостью. «Ему неудобно, – подумал Глеб, но тотчас поправил себя: – Теперь ему все равно».

Он подошел к гоблину, твердо зная, что тот мертв. Но все же с какой-то затаенной надеждой приподнял невесомое тело – Аут был тяжелее, – перевернул его лицом к себе и двумя пальцами – указательным и средним – коснулся шеи, того места, где должна была пульсировать ниточка жизни… Должна была…

Ключицы и грудь Уота были залиты кровью, но Глеб, не боясь испачкаться, просто не думая об этом, крепко прижал тело друга к себе. И долго сидел так, тихо раскачиваясь и мыча что-то себе под нос, как будто баюкая заснувшего товарища.

А потом он словно очнулся. Встрепенулся, глянул на солнце, пытаясь определить, сколько прошло времени, далеко ли успели уйти убийцы. Увидел черные точки, что кружили высоко в небе, опустил голову, посмотрел на друга…