Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

— Знали бы вы… — Нюра быстро заморгала, и, как она ни крепилась, в глазах ее заблестели слезы. — Знали бы…

— Вот и рассказывайте. Я должен знать.

Сама не понимая, что делает, Нюра надорвала письмо, скомкала и бросила за спинку скамейки в кусты. Вадим пожал плечами, но не промолвил ни слова. Значит, так нужно.

С трудом преодолевая смущение и боль, Нюра говорила о встречах с Серафимом Михайловичем, о его признании в самолете, о том, что ответила ему, как все это получилось нехорошо и как ей сейчас тяжело…

Из этой сбивчивой речи Вадим понял, что Нюра любит уже не Курбатова. Стало немного обидно. Он-то, Вадим, верил в существование вечной любви, ради нее Нюра пожертвовала многим, мучилась, места себе не находила. Но прошел год, «пустяки в сравнении с вечностью», как любит повторять Римма, и Нюра уже страдает, что не ответила согласием другому, потому что связывает ее с первой любовью тонкая нить, которую она хотела бы разорвать.

Пусть будет так. Вадим не станет ей перечить. Больше того, готов помочь Нюре найти новое счастье, если только оно возможно, но уж больно горестно сознавать, что Нюра не оказалась Джульеттой. Видимо, это большая редкость.

Нюре захотелось узнать, не расспрашивал ли про нее Серафим Михайлович. Гордый; наверное, обиделся.

— Это не важно, — отмахнулся Вадим, предчувствуя совсем другую беду. Скажите, что вы ему о себе наболтали?

— Ничего. Но он, наверное, понял… Не могу, и все.

Вадим настойчиво допытывался, боясь, что Нюра себя оболгала и ошибку расценила чуть ли не как преступление. Да, примерно она так и сказала.

— А разве неверно? Зачем скрывать?

— Лучшего вы не могли придумать, — уже всерьез разозлился Вадим.

Он заговорил громким шепотом, чтобы никто не услышал, но так раскипятился, что хотелось кричать.

— Можете обижаться, но глупость тоже имеет свои пределы. В какое положение вы себя поставили?

Позабыв о больной ноге, он метался возле скамейки, подбежал к кусту, где белел надорванный конверт, хотел поднять, но отдернул руку, как от ожога.

— Мне наплевать, любит Поярков вас или нет, — запальчиво выкрикнул Вадим, испуганно оглянулся и опять понизил голос до шепота. — Но каждому больно ошибаться в людях. Возможно, что вы уже его не увидите, но он всю жизнь будет помнить, что нельзя верить даже самым чистым, открытым глазам… Была у вас ошибка, ее давно простили… А эту я бы никогда не простил…

Он услышал слабые всхлипывания, растерялся, полез в карман за платком, но потом подумал, что, возможно, платок несвежий, и, не зная, как поступить, быстро погладил Нюру по волосам.

— Ну, успокойтесь, Нюрочка. Я же не хотел этого. Мы что-нибудь придумаем.

Нюра вынула из рукава платок, отерла слезы, которые вызваны были жалостью не к себе, а к тому, кто, по словам Димки, перестанет верить даже самым чистым, открытым глазам. Нет ничего больнее, как потерять веру в человека!

Не желая вновь возвращаться к этой теме, Вадим молчал, облокотившись на спинку скамейки. За ней под кустом все еще белел конверт.

— Зря разорвали, — осторожно начал Вадим. — А если это важное, деловое письмо?

— Прочтите! — Нюра зябко передернула плечами.

Вадим обогнул скамейку, поднял письмо и, вскрыв конверт, подошел к фонарю.

— Ничего особенного, — сказал он, возвращая Нюре письмо. — Курбатов просит подготовить протоколы испытаний и переслать сюда. На днях здесь будет его инженер.

Римма уже успела переодеться и появилась перед Вадимом в модных брюках. Ведь надо же понимать, кому эта мода идет, а кому нет. И сразу же перед глазами встают пожилые и полные курортные дамы в узких брючках.

Заметив покрасневшие глаза Нюры, Римма послюнила палец, пригладила брови и невинно спросила:

— Неужели Вадим Сергеевич обидел? Вот уж не похоже.

Она стояла, засунув руки в карманы, ждала ответа, по Вадиму было неприятно отделываться шуткой. Здесь большое человеческое горе. Надо все-таки чувствовать.

— Пойдемте потанцуем, Анна Васильевна! — предложила Римма и потянула ее за рукав. — Соскучилась до смерти.

Вадим удивился:

— Куда вы хотите идти, Римма?

— А никуда. Здесь потопчемся. В школе мы с девочками на каждой переменке танцевали. Мальчишки — во двор, мячи гонять, а мы в классе или в коридоре.

— И никто не запрещал? — еще больше изумился Багрецов.

— Кто же может запретить? Мы ведь тихо, без всякой радиолы. — Римма вновь потянула Нюру за собой, но, убедившись, что той не до танцев, язвительно усмехнулась: — Ну ясно, с девочками неинтересно.

Она рассмеялась и, повернувшись к Вадиму спиной, защелкала по асфальту каблучками.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

О том, что означает латинская поговорка «пер фас эт не фас», о настойчивости изобретателя «космической брони» и про то, как был открыт оригинальный способ выявления равнодушных и что за этим последовало.

Нужно было снять схему с орла-разведчика, чтобы узнать его свойства и на будущее принять наиболее действенные меры против подобных птичек, не допуская их залетать в глубь страны. Надо узнать диапазон волн, чувствительность приемника, кодовые устройства и другие технические данные, необходимые для организации службы наблюдения за этой телевизионной разведкой.

Уже многое проверил Багрецов, но вдруг позвонил Дерябин и приказал спешно идти к «Униону», захватив с собой кое-какие приборы.

— Срочные испытания, — и, не скрывая иронии, добавил: — Ничего не поделаешь, начальство настаивает на помощи изобретателю.

А весь сыр-бор загорелся из-за Медоварова. О нем уже все позабыли, но он снова напомнил, что существует «космическая броня» и протокол о результатах ее испытаний требуется срочно выслать в Москву.

Протокол был составлен, однако Дерябин отказался его подписать.

— Помилуйте, здесь ничего не сказано о том, обладает ли эта ваша броня защитными свойствами от ультрафиолетовых лучей. Я, например, знаю, что в других иллюминаторах были вставлены стекла с примесью редкоземельных металлов.

— Ах, Борис Захарович, — укоризненно покачал головой Толь Толич, консерватизм вас заедает. Стеклу три тысячи лет от роду, а вы все за него держитесь. Неужели вы не верите в современную химию? Я-то кое-что в полимерах понимаю. А стекло ваше темнеет и от радиоактивных излучений и от космических лучей. Такого с нашими иллюминаторами не случается. Смотрите, — он скользнул ладонью по стеклу окошка. — Вот уж действительно хрусталь. И никакой метеорит такую броню не пробьет. Разве это не находка для космических кораблей?