Владимир Немцов - Избранные сочинения в 2 томах. Том 2

Нюра склонила голову:

— Я слишком много претерпела из-за первой ошибки и не хочу, чтобы страдали другие. Пусть с меня и спрашивают.

Сложные чувства обуревали Нюру. Так или иначе, ответ держать ей. Зачем же впутывать сюда Римму? Пусть она пустая, вздорная девчонка, но ведь молода еще и переделать ее можно. Даже Серафим Михайлович говорил об этом. А куда она денется, если выгонят из института? И Димке это будет неприятно. Получится так, будто она, Нюра, не уследила за своей ученицей и привела ее к беде.

Вечером друзей пустили к Тимофею. Пришли Вадим, Нюра и даже Римма. Она старалась завоевать расположение Багрецова, а потому решила повнимательнее отнестись к его другу.

Тимофей только что разговаривал со Стешей, — ему подвели телефон прямо к кровати. Испытывая самое блаженное состояние от ласковых Стешиных слов, Тимофей рассказывал, что сейчас делается в Девичьей Поляне, и поминутно поворачивался — то к Нюре, то к Римме.

Раньше он мог довольно равнодушно относиться к девушкам, конечно кроме Стеши, и даже посматривать на них свысока. Но молодая жена резко запротестовала: «Это еще что за новости! Важность на себя напустил. Девчата к тебе с чистым сердцем, а ты от них бегаешь!» Бабкин удивленно заморгал глазами. «А что в них интересного?» — «Много ты понимаешь, — отрезала Стеша. Таких девчат поискать. Бирюк. Мне даже совестно за тебя».

Здесь, при вынужденном безделье, тоска по Стеше обострилась как болезнь, она пряталась в сердце, в самых отдаленных его тайниках, что было еще мучительнее, еще больней.

И вдруг — самое непонятное, чего не разгадать, не осмыслить.

Все началось с того, что Тимофей, человек немногословный, обрел дар речи и сколько угодно мог говорить с Димкой о Девичьей Поляне, о Стеше, чтобы тот подтвердил лишний раз, будто нет ее лучше на свете. Но вот стали приходить Нюра и Римма, и Тимофей ощутил какое-то новое, непонятное ему волнение. Он боялся за Димку, который может Риммой увлечься всерьез, и в то же время ловил себя на том, что любуется этой красивой девушкой. В ней было, как ему казалось, многое от Стеши: и веселая лукавость, и плавность движений, и огонек в глазах. А Нюра? Вот она сидит рядом, что-то рассказывает о ребятишках, которых нянчила, какие они забавные и как она скучает по ним. И детский упрямый рот, и опущенные ресницы, и завитки на шее — она подобрала волосы под косынку — все это Стешино. И у медсестры, немолодой женщины с добрыми усталыми глазами, тоже что-то от Стеши.

Знал бы Тимофей, что любовь его всколыхнула новые чувства. Пришла зрелость, когда любовь, отданная избраннице, возвращается к тебе отраженным светом от других женщин, в ком видишь ты ее черты. И это согревало сердце Тимофея.

Он расчувствовался и уже стал подумывать, что женщины вообще лучше мужчин, и добрее, и отзывчивее, но в эту минуту вошла медсестра «с добрыми глазами» и сурово приказала гостям освободить палату. Больному требуется отдых.

Римма обрадовалась, что наконец-то сможет погулять с Вадимом, — побежала одеться потеплее.

Нюра решила пойти к себе в комнату. Зачем им мешать?

— У меня к вам серьезный разговор, Нюрочка, — остановил ее Вадим.

— Опять аккумуляторы? — рассеянно спросила Нюра. — Позабудем про них.

— Хорошо. Будем говорить о любви.

— Вашей?

— Нет. Это касается только вас.

Многие девушки высмеивали редкую прямолинейность Багрецова, его искренность и полное отсутствие дипломатии. А у него это было нечто вроде жизненного принципа. Он считал, что хитрить можно лишь в борьбе с врагом, да и то это называется не хитростью, а стратегией. Он учился играть в шахматы, но безуспешно, ведь там нужно придумывать разные комбинации, а у него такого таланта не было. На футбольном поле он никак не мог оценить искусства технических игроков с их обманными движениями, финтами, уловками. Конечно, игра есть игра, но внутри поднималось что-то вроде протеста, хотя Вадим и понимал всю его смехотворность.

Так и в любви. Шахматными ходами, хитрыми маневрами ничего не добьешься. Конечно, немало девиц на свете, которым нравится игра в любовь, но в этом есть что-то постыдное.

Хотелось бы Вадиму сделать всех хороших людей счастливыми. Наивная детская мечта. Но кое-что он все-таки может сделать. Только вот не всегда понимают его. Он так боялся потерять письмо от Курбатова, а Нюра взяла его равнодушно и сунула в карман пальто. Выходит, зря мучился, зря беспокоился. Нюра молчит, будто ничего не случилось. Надо бы узнать, о чем пишет Курбатов. И зачем он напоминает о себе, это жестоко. Не хватает людям чуткости и такта.

Вадиму тоже подчас не хватало такта, но подкупала его искренность.

— Нюрочка, я хороший? — спросил он, усаживаясь рядом с ней на скамейку.

— Вы же это знаете. — Нюра заботливо поправила у него повязку на лбу.

— А любите меня?

— Очень.

И сказано это было всерьез. Не виделись целый год, только переписывались, но дружба не угасла. Надо знать, что скрепило эту дружбу, как оценила Нюра благородство Вадима в те тяжелые дни, о которых и посейчас не может вспоминать без слез. Надо все это знать, тогда поверишь, что есть на свете большая дружба и она не всегда переходит в любовь.

Вадим слабо улыбнулся:

— Ну что ж. Отношения выяснены. Значит, я могу спросить?

— Насчет письма? — перебила его Нюра, и губы ее задрожали.

Она боялась расплакаться. Как тут быть, если самые чуткие друзья не могут понять, что не хочет она никаких писем, никаких воспоминаний. Встает перед глазами другое лицо, близкое, родное. Изумленно-грустно смотрит на нее…

Она подбежала к стеклянной двери, взялась за ручку, увидела свое тусклое отражение. Женщина с потухшими глазами. Ну и пусть — никому она не нужна. Выбежала.

Кто-то осторожно дотронулся до плеча.

— Я не про письмо, Нюрочка, — услышала она голос Вадима. — Посидите со мной. Я только хотел спросить. — Он взял ее под руку и повел к скамейке. — Вы не видели буфетчицу перед отлетом? Тетя Поля ее, кажется, зовут? Ругается, наверное. Мы немного ей задолжали, сдачи у нее не было. Прошу вас, передайте…

Он долго рылся в боковом кармане — мешал перевязанный палец, — наконец вытащил деньги и протянул их Нюре.

Нюра машинально взяла.

— Я, наверное, там скоро буду. Передам. А письмо вы можете прочитать. Она достала из кармана пальто нераспечатанный конверт. — Возьмите. Но я не хочу знать, что там написано.

— А я тем более!

Вадим рассердился. Фокусы, девчоночьи капризы. Впрочем, кто ее разберет? Не так все это просто.

— Знали бы вы… — Нюра быстро заморгала, и, как она ни крепилась, в глазах ее заблестели слезы. — Знали бы…