Евгений Прошкин - Слой

Стремясь довести численность сотни до номинальной, Зайнуллин прямо в поезде принялся уговаривать народ поучаствовать в акции против Кокошина и, надо же, шестерых уговорил. Немудрено, что все новобранцы оказались психопатами почище самого Ренатика. Трое из них перекинулись из какого-то райского слоя, где, по их словам, царило всеобщее благоденствие, еще трое были обыкновенными бродягами.

Став командиром отряда, Зайнуллин решил, что одного «вальтера» на семерых маловато, и, недолго думая, организовал налет на линейный отдел милиции. Операция прошла неудачно. Выслушав его рассказ, Петр не понял, как им вообще удалось унести ноги. Одного менты застрелили, второго, раненного в плечо, бойцы добили сами.

Вечером того же дня они раскулачили какого-то фермера и, завладев карабином, отправились в ближайшую воинскую часть. Если б по этой истории сняли фильм, Петр заплевал бы весь экран, но на полу стоял осязаемый результат — два баула, битком набитых оружием.

Позаимствовав у Кости пластырь, Ренат гордо прилепил на стену номер местной газеты. В передовой статье говорилось о новой криминальной группировке и о беспределе, потрясшем область.

После такого громкого дела о поездке в Мурманск не могло быть и речи. Отряд отсиделся в какой-то брошенной деревушке и кружными путями двинулся в Москву. У Рената хватило ума воздержаться от разбоя на дороге, поэтому до столицы они добрались почти без приключений.

К Петру бойцы отнеслись с почтением, но было видно, что авторитет Зайнуллина для них весомее. Они не слишком отчетливо сознавали, куда и зачем их привели, — просто все, что с ними произошло за последние несколько дней, их крайне устраивало. Рекруты выразили готовность продолжать в том же духе, а идейное обоснование доверили начальству.

— Зачем нам эта мразь? — тихо спросил Костя. Пользуясь тем, что бойцы разбирают сумки, он вывел Петра на кухню и припер его к облупленному холодильнику.

— Сотник, мы превратились в пошлую банду. Скоро начнем громить ларьки и сажать торгашей на паяльник. Мы, кажется, созрели.

— Нам нужны люди, — возразил Петр. — Я от этой шушеры тоже не в восторге, но выбирать не приходится. А белые перчатки можешь спустить в унитаз.

— Не белые, Петр, давно уже не белые. Только я стрелял в людей не из прихоти.

— Я знаю, Костя. Но цель велика. Ради нее надо смириться. Мы не делаем ничего плохого. Наоборот, заставляем пяток сволочей поработать во благо...

— Ты говоришь как Нуркин.

— Они нам сегодня здорово помогли. При переезде. И с тобой... Ведь не бабы же тебя волокли. Если б не команда Зайнуллина, неизвестно, где бы мы сейчас были. Дай им шанс проявить себя по-настоящему.

— Когда проявят, будет поздно.

— Все! Оставим эту тему. — Петр вздохнул и, раскрыв окно, закурил. — Лучше о другом. Твои провалы не повторятся?

— Меня наконец-то убили.

— Поздравляю, — невесело произнес Петр. — Как там сейчас? Как наше Ополчение?

— Плохо, — сказал Константин. — Хуже некуда.

— Чрезвычайное Правительство победило?

— Мне из больницы не видно, кто победил, а кто проиграл. Но слово «чрезвычайное» там больше не употребляют. Кажется, на Родине все налаживается.

— Чего?! С Ополчением плохо, а там налаживается? Что там может наладиться без нас? Ты сначала думай, потом говори.

— Я думал, сотник. Времени было в достатке — я и думал. Нуркин сволочь, это ясно. С Нуркиным надо кончать. А остальных... зря мы их под одну гребенку. Люди разные.

Петр глубоко затянулся и медленно выпустил дым ему в лицо. Константин стерпел.

— Я, Костя, не пойму чего-то. Ты что предлагаешь? Сформулируй свою кашу.

— Ничего я не предлагаю! — разозлился Костя. — Хотел сомнениями поделиться, да смотрю, не по адресу.

— Правильно смотришь, — спокойно сказал Петр. — Когда сомневаешься, надо к венерологу идти, а меня грузить ни к чему. Слушай, а может, это у тебя от стресса? Как-никак, помер.

— Мы все померли, — буркнул Костя. — Что ты мне собирался сообщить?

— Нуркин начал собственную охоту за дневниками Черных. Они оба их ищут, Немаляев — отдельно, Нуркин — отдельно.

— С чего ты взял?

— Очень просто. Нуркин пытался организовать слежку, не прибегая к помощи братвы. То есть интерес к записям он от Немаляева скрывает. Немаляев в свою очередь утаил от него смерть Бориса. Тоже подозрительно.

— А Немаляев откуда знает?

— Да я сам ему сказал! Когда он звонил. А, ты же в отключке валялся. В общем, все это смахивает на раскол. Только не соображу, как этим воспользоваться. Я в интригах не мастер.

— Грохнуть обоих, вот и вся интрига, — заявил вошедший Ренат.

Вместе с Зайнуллиным на кухню вперлись его подчиненные, и на восьми квадратных метрах стало нечем дышать.

— Сотник, а где моя почетная грамота? — театрально спросил Зайнуллин.

— Дай ему доллар, пусть купит себе шоколадную медальку, — бросила из коридора Настя. — Ребят, вы бы рассосались как-нибудь, здесь взрослые беседуют.

Четверо новобранцев недовольно загомонили, но под окриком Рената отправились в комнату.

— Нет, ребята правда отличились, — сказала она. — Мозги у них, как у ящериц...

— Это, наверно, комплимент, — вставил Ренат.

— ...но действовали отлично, — закончила Настя.

— А что случилось-то? — спросил Константин.

— Когда сюда перебирались, Людмила засекла наблюдение. Две машины.

— Я был уверен, что пасут только меня, — сказал Петр.

— Выходит, ваш Нуркин подстраховался. Но от второй группы ничего не осталось.

— Мы их в капусту чик-чик-чик! — Зайнуллин ребром ладони изобразил рубку овощей и счастливо рассмеялся.

— Свидетели? — коротко осведомился Петр.

— Чик-чик!..

— Да уж, такого «чик-чик» я давно не видала, — подтвердила Настя.

Константин выразительно прочистил горло и, скрестив на груди руки, отвернулся к окну.

— Зато Кокошин гуляет по Мурманску и в ус не дует, — мрачно сказал Петр.

— Ты что, сотник? — опешил Ренат. — Кому нужен этот Кокошин, сука, маму его... а... — Он поймал на себе строгий взгляд Насти и дальше решил не развивать. — Кокошин-какашин... Ты гляди, каких я тебе хлопцев подогнал! Они за революцию в огонь и в воду!

— Революция? О чем ты?

— Ну, это... что там у нас? Ополчение, то-се, железные пацаны!

Константин не выдержал и вышел в коридор. Первая комната была занята «железными пацанами». Они окружили телевизор и, разделившись на пары, жарко о чем-то спорили. При этом «железные» пихались, брызгали слюной и обзывали оппонентов пидорами. Не вникая в суть дискуссии, Костя пошел дальше.

Вторая комната находилась в самом конце, после туалета и ванной. Людмила по-турецки сидела на вытертом коврике. Сначала Косте показалось, что она медитирует, но потом он заметил у нее в ногах какую-то книгу.