Гайворонский Борисович - Незваные...

– Проня… Проня заказчик. Не надо, всё, хватит! – взмолился он.

– Тебя убьют, ты знаешь об этом?

– Хватит… Господи! – уже почти плачущим голосом взмолился перепуганный киллер.

На крышу с пистолетами наперевес выскочили двое, но кроме странно-жутким образом разорванной снайперской винтовки СВД калибра 7,62 они ничего не нашли.

…Продолжая причитать: «Не надо, Господи, хватит…», человек с залысинами корчился уже на полированной базальтовой глади в кромешной темноте.

– Слушай внимательно, Вениамин, – женский голос, строгий и вместе с тем немного грустный, разнёсся эхом. – В Чечне ты убивал по приказу, и убил немало. Но то была война. Тебе было жалко молодого чеченского парнишку с родинкой на виске. Ты целился именно в неё, но в последний момент перевёл прицел на затылок. Тогда твоя рука впервые дрогнула… Сейчас ты вновь убиваешь. Две невинные жертвы на твоём счёту. У тебя есть годовалый сын в Калуге. Его мать любит тебя и надеется, что ты вернёшься. Она назвала сына Вениамином в честь тебя… Выбирай свою судьбу сам, но не ошибись.

Пока звучал голос, человек лежал, замерев, и лишь кивал в темноте головой, а губами шептал: «Да… Да… Да… Хорошо…».

В одном из кварталов исторической зоны Санкт-Петербурга сносили признанные аварийными несколько домов постройки XIX века. Во время взрыва одного из них из-под обломков был извлечён человек, неведомым образом оказавшийся в оцепленной зоне. Сильных повреждений на нём не было, кроме расшибленного правого плечевого сустава и нескольких ожогов на коже лица. Как попал на опасную территорию, человек не помнил, возможно, вследствие незначительного сотрясения мозга и посттравматического шока.

– Откуда ты узнал, Серёж?

Полеха сидел в кресле и потягивал через соломинку яблочный сок из коробки.

– О покушении на соратника Мамаева Фёдора Илларионовича? Жук подсказал. Я заметил, он давно у меня никаких признаков не подавал, как раньше, помнишь? То рука заноет, то в пальце стрельнёт. И вот, только я подумал, у меня сразу картинка появилась и цепочка персонажей выстроилась: Мамаев, его компаньон Симаков…

– Которого убить хотели?

– Да. Потом некий Рудин, ну, этот ни при чём, дальше Бабик, Проня, и, наконец, сам исполнитель Беня, он же Вениамин. И как раз вижу сцену, как Проня ведёт переговоры с Беней, даёт весь расклад по «объекту», обговаривает сумму. Проня тоже в Чечне служил. Скот самый настоящий. Крови на его совести – море. А Бабик – беспросветный тупоголовый подонок. Он не бросит своей затеи Мамаю насолить.

– Получается, жук почувствовал твою готовность не оставлять нашего подопечного Мамаева и тут же предложил тебе работёнку?

– Ну, раз взяли однажды на себя ответственность за людей, вмешались в их судьбу, значит, придётся довести дело до завершения. Но на этом наша антикриминальная миссия закончится, я чувствую. Всё это – отрыжка прошлого, старых ошибок Мамая.

– Тогда доводи до конца, – постановила Марина, запрыгнула к нему на колени и обвила шею своего Робин Гуда, уперевшись высокими грудями в его подбородок.

…К 9 часам вечера и Бабик, и Проня сидели в отдельных боксах. Проне досталась узкая горизонтальная щель между двумя пластами антрацита, где можно было только лежать. Вдали, где две плиты соединялись и куда хода не было, тускло мерцала пунктирная линия, будто цепочка из светлячков. Давящая на психику верхняя плита слабо отблёскивала чешуйками угля. Только выпив мартини со своей подружкой, отправившейся в душ, Проня, сняв трусы, намеревался уже нырнуть под тёплое одеяло. В руке ещё оставалось ощущение его шёлкового краешка, как тело зажали страшные и холодные чёрные тиски. Он лишь сказал протяжное «Ы-ы-ы» и в голове пронеслась неуместная мысль: «Что ж там у Бени не срослось? Так и не позвонил, гадёныш; и клиент жив-здоров…». Секунд десять он помолчал и в звенящей тишине издал один из самых неприличных звуков на свете.

Бабику, как повторно определённому на перевоспитание, для разнообразия было выделено особое место.

Что можно придумать для отмороженного на полголовы циника и негодяя, которому предыдущий урок не пошёл на пользу? Полуживотный, но изворотливый мозг напрочь отвергал всякий сакральный или мистический смысл предыдущего намека Судьбы. Вместо этого Бабик тупо обвинил во всём произошедшем «сибирского толстожопого» Мамая вместе с его профессором, который своим гипнозом «чё-то хотел доказать пацану». При этих мыслях у Бабика непроизвольно разъезжались в сторону пальцы и мерзкая гримаса искажала лицо, а сжатое яростью горло натужно давило из себя: «Да я, бл..ь буду, на куски их всех пАрву, падла!». Особенно ему не давала покоя последняя фраза «этой профессорской сучки», которая на прощанье произнесла тогда: «Ну, как знаешь, человек, тебе жить…».

…Бабик прохлаждался в казино уже три часа. С трудом оторвавшись от рулетки и еле сдерживая желание, азартный завсегдатай игорных заведений, где его все знали, кинулся в туалет. Заперев дверь, он лихорадочно расстёгивал ремень на брюках и уже предвкушал сделать облегчённое «уф-ф», как вдруг почувствовал, будто погрузился в ледяную прорубь по самое горло.

В юности был случай, когда, напившись вусмерть на великий праздник Крещения, они с друзьями пошли к полынье в Москве-реке. На спор. Бабик был третьим, кто должен был трижды окунуться с головой в святую крещенскую воду. Он нырнул «солдатиком», как и все, преодолев страх и холод. Но вышло так, что ноги свело, руки отчаянно гребли в попытке вынырнуть, и голова с треском ударилась о лёд. Течение, хоть и слабое, относило тело юноши всё дальше от полыньи, воздуха в лёгких не оставалось, а деревянные ноги, пронзённые острой болью, тянули на дно, как гири… Он ничего не помнил. Но по рассказам знал, что вытащил его пожилой дядька, коренной москвич, старый бывалый морж, оказавшийся на месте неслучившейся трагедии…

Вот и сейчас ощущение той коварной и страшной полыньи вернулось.

Никакого света не было. Лишь звук падающей откуда-то сверху воды. Брызги всё больше заливали лицо. Отчаянно работая ногами, чтобы удержаться на поверхности и не утонуть, он ощупывал пространство вокруг, ища опору. Ни дна, ни стен, ни берегов, ни поручней, ни краёв проруби… Тело куда-то несло вместе с потоком воды. Шум водопада удалялся, но приближался другой звук – гулкий густой рокот. Ноги начала сводить уже знакомая судорога, не предвещающая ничего хорошего. На крики и ругань энергии и сил не оставалось. Намокшая одежда, крепко зашнурованные английские ботинки на толстой подошве, увесистая связка ключей в брюках и пистолет в кармане пиджака тянули вниз. Паника затмила сознание. Вскоре ноги неожиданно коснулись скользких каменных плит, только приумноживших страх. Зловещий рокот усиливался. Течение набирало скорость. Водоворот закружил Бабика, протащил через гряду разнокалиберных ледяных валунов и равнодушно, как куклу, выбросил в пропасть. Потеряв всякую ориентацию в пространстве, человек захлёбывался в полёте бурлящей пеной пятидесятиметрового водопада. Беспомощно балансируя всеми конечностями и хаотично вращаясь в низвергающейся водяной стене, Бабик понял, наконец, что секунды его жизни сочтены…