Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
– Согласна на все, милый! Ты разбудил во мне такое!
В ЛЕСНУЮ ШКОЛУ
– Тонечка, что нам подарить в лесную школу? Нет, самим детишкам?
– Во-первых, новую школьную форму. Я сняла мерки. Во-вторых, нужно наградить персонал.
– Как наградить?
– Можно дать премию. Ты же учителям дал премию? Так и им надо. А потом учебники у ребят поизносились. Хоть они и берегут их, но все же …
– Вот видишь, как ты хорошо мне помогаешь! Форма за твоей мастерской, насчет учебников я попрошу Веру Грачеву, а премию организую сам. Но кроме формы разве ребятишкам ничего не нужно?
– Чуть попозже мы разберемся – нужно, конечно. И осеннюю одежку, и зимнюю. Причем не только туда … Нашим, которые живут у нас в общежитии, тоже нужно обновить одежду.
– А если попросить Улю? Сможет она это организовать?
– Думаю, что сможет. Только экономить будет чрезмерно.
– Тогда пусть вместе с Гришей. Он более рационален.
– Угу! Посмотрел бы ты как он рационален, когда целует свою Улю! Как ласкает ее! Меня аж завидки берут.
– Ну, уж так … и завидки …
– Только … не … кусайся …
ГАРИКИ
– Кто посидит завтра с Витенькой? Мы с Виолой идем на концерт.
– Я посижу, папка.
– Я тоже могу посидеть. Правда, Витенька? Мы с тобой прекрасно проведем время.
Виолетта начала волноваться с утра, даже девочки на работе это отметили.
Потом волнения продолжились дома – что надеть?
Но все волнения улеглись, когда пришел Виктор. Он обнял Виолетту, поцеловал ее, потом поцеловал Лену. И выбрал платье для Виолетты, поправил ей прическу.
– Он никогда так не … снаряжал меня. – сказала Лена. – Веришь?
– Верю. Посмотрим, что будет, когда он пригласит тебя, а я останусь. – ответила Виолетта.
И Лена с Витенькой на руках проводили их и помахали им вслед.
Виолетта ожидала увидеть красивый зрительный зал, разодетую публику, а Виктор привез ее в какое-то захолустье и они прошли в небольшое помещение, со всех сторон уставленное книжными полками.
Публика была совершенно разношерстная, одет был каждый так, как хотел, но зато все вежливо здоровались и разговаривали тихими голосами.
Затем за столом уселся некрасивый, носатый и веселый человек и:
Я люблю, когда слов бахрома
Золотится на мыслях тугих,
А молчание – признак ума,
Если признаков нету других.
– Здравствуйте! Я надеюсь, что представляться не нужно? Но:
Очень много во мне плебейства,
я ругаюсь нехорошо,
и меня не зовут в семейства,
куда сам бы я хер пошел.
Носатый еврей переждал оживление.
Мы беспрестанно выносим на свет
И выплескиваем в зрительный зал
То, что Бог нам сообщил как секрет,
А кому говорить – не сказал.
Он еще о чем-то говорил и о чем-то рассказывал, но Виолетта слушала только стихи:
Видно только с горных высей,
Видно только с облаков:
Даже в мире мудрых мыслей
Бродит уйма мудаков.
Я живу, в суете мельтеша,
А за этими корчами спешки
Изнутри наблюдает душа,
Не скрывая обидной усмешки.
В час важнейшего в жизни открытия
Мне открылось, гордыню гоня,
Что текущие в мире события
Превосходно текут без меня.
Я счастлив, что в посмертной вечной мгле,
Посмертном бытии непознаваемом,
В навеки полюбившейся земле
Я стану бесполезны ископаемым.
Я хотел бы прожить много лет
и услышать в часы, когда пью,
что в стране, где давно меня нет,
кто-то строчку услышал мою.
Когда автор устал, и некоторые из присутствующих тоже наговорились, к столу стали подходить с книгами в руках за автографами. Виктор всунул в руки Виолетты небольшую книжицу и подтолкнул к столу.
– Как вас зовут, красавица?
– Виолетта …
«Прекрасной юной Виолетте от старого пердуна. И.Губерман»
Виктор с Виолеттой вышли в темноту ночи. Виктор накинул ей на плечи плащ и обнял ее.
– Ты довольна?
– Не то слово. В часы важнейшего открытия открылось мне, … та-та гоня, что текущие в мире события прекрасно текут без меня. Он – гений.
– Он не просто гений, а гений веселый и хулиган. Это он сегодня был сдержан.
– А ты слышал его раньше?
– Нет, только читал. Это он написал – Россия ждет, мечту лелея о дивной новости одной: что, наконец, нашли еврея, который был всему виной.
– Раньше за такое сажали …
– Он молодец. Умеет в дух словах сказать самое главное. От боли душевной, от болей телесных, от мыслей, вселяющих боль, целительней нету на свете компресса, чем залитый внутрь алкоголь.
– Не хочу больше Губермана.
Ты даже в пьяном виде
Не слышишь музыки в стихе.
И только люто ненавидишь
Тех,
Кто ту музыку услышал
Пусть в самом дальнем далеке…
– Извини, нельзя после него читать такое …
– Тебе – можно. Я люблю тебя и чувствую, что там внутри …
– Льстишь … Подожди, сейчас вспомню … Сызмальства сгибаясь над страницами, все на свете помнил он и знал, только засорился эрудицией мыслеиспускательный канал. Каково?
– Идем, – Виолетта обняла и поцеловала его. – Нас Витенька ждет.
– Он уже спит.
– Но ждет. И крепко заснет только тогда, когда я его поцелую.
– А меня? Я тоже хочу …
Около спящего Витеньки сидела Маша.
– Ну, как? Развлеклись?
– Ой, Машенька, так здорово! И я еще автограф получила!
Виолетта поцеловала спящего Витеньку и тот, не просыпаясь – «мама пришла!» – перевернулся на другой бок.
– Видишь, я тебе говорила, – прошептала Виолетта, – он крепко засыпает только после того, как я его поцелую.
– Я пойду умоюсь, переоденусь и приду …
Они любили друг друга в эту ночь очень нежно и бережно …
НАДЕНЬ ЭТО
– Тонечка, я за тобой. Я приглашаю тебя в ресторан. В Москве.
– А как мне одеться?
– Я думаю, тебе стоит надеть то маленькое черное платье – оно мне так нравится! И можно ошейничек с бриллиантом.
– А сколько у меня времени на подготовку?
– Иди, мойся. Время есть.
Тоня исчезла в ванной комнате.
– Папа, что-то случилось?
– Да, Гриша, случилось. Я подумал, что недостаточно уделяю внимание своей любимой жене.
– Ну, папка, это ты зря! По моему, такого внимания, как ты маме, никто из наших знакомых своей жене не уделяет!
– Все равно. Много внимания просто не бывает, и всегда можно уделять внимания еще больше! И нужно.
– Ты что наденешь?
– Вот этот костюм. Галстук-бабочку. Как, ничего?
– Ну, ты такой франт! Нет, правда, очень здорово! Запонки?
– Да, пожалуй. Достань еще черненький бриллиантик – с маленьким платьем он должен
