Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
Снегом все замело
И закружило судьбу,
Мне без тебя тяжело,
Я без тебя не могу.
– Я без тебя не могу …
– Почему у меня такое удивительное чувство, что это все происходит много лет назад, когда в вагоне поезда …
– Когда в пригородном поезде, там, где еще не ходили электрички, один молодой шалопай встретил удивительную девушку …
– А девушка ужасно стеснялась своей порванной кофточки, но зато он так защитил ее от хулиганов …
– И пошел провожать черт знает куда …
– А она не могла даже толком назначить ему свидание …
– Со свиданьицем, моя любимая!
Голубая кофта, синие глаза.
Никакой я правды милой не сказал.
Милая спросила:
Крутит ли метель,
Затопить ли печку,
Постелить постель?
– Наверное, вот это и называется городским романсом? Не богато.
– Но даже в куче мусора иногда встречаются алмазные зерна …
Не криви улыбку,
Руки теребя,
Я люблю другую,
Только не тебя.
Ты сама ведь знаешь,
Знаешь хорошо -
Не тебя я вижу,
Не к тебе пришел.
– Интересно, а тогда тоже такую лабуду пели?
– А как же! Да еще похлеще. Без «Мурки» не обходилось …
Я ответил милой:
Нынче с высоты
Кто-то осыпает белые цветы.
Затопи ты печку, постели постель,
У меня на сердце без тебя метель.
– И тогда тоже каждый внутри превращал это во что-то свое, сокровенное …
Голубая кофта, синие глаза.
Никакой я правды милой не сказал.
Проходил я мимо -
Сердцу все равно,
Просто захотелось
Заглянуть в окно.
– Поешь, они не так уж плохо готовят. Закажем еще вина?
– Давай закажем вот это, у него должен быть такой необычный привкус персика …
– Ты-то откуда знаешь?
Даже не особенно стройная музыка или плохо срифмованный текст не мешали им наслаждаться друг другом.
А этот мужичонка пел свое, выстраданное, и это чувствовалось, несмотря на плохую аранжировку.
Я не знаю, где ты, с кем сегодня.
У меня уверенности нет,
Что весна, проказница и сводня,
Не посмеет мне наделать бед.
– Пойдем, потанцуем. Музыка для танцев!
Я с тобой, как с радостью и болью.
Об одном прошу тебя в тиши -
Посмеяться над моей любовью
Другу моему не разреши.
Измени мне с тем, кого не знаю,
Не хочу я только одного -
Что такая ты и что сякая
Услыхать от друга пьяного.
– А он совсем не так прост, этот мужичок …
Все обманы я прощу, как надо,
Ведь весной и сам бываю пьян,
Но прошу – ты как святую правду
Сохрани единственный обман.
Пусть такой же любящей и верной
Ты ко мне приходишь по ночам,
Как весною нашей самой первой,
Что была безумно горяча.
– Он ее и сейчас еще любит, как свою молодость …
Пусть я не узнаю, не поверю,
Что любви твоей простыл и след,
Что кому-то ты открыла двери,
Потому что мужа дома нет.
– Ах, бедолага. Все испортил последней строчкой!
– Не суди его – он выразился, как сумел …
Тоню безуспешно пытались приглашать еще несколько раз, но она танцевала только со Свиридовым, И когда они танцевали, все с удовольствием наблюдали за ними – пара была очень эффектной.
Знаю, мне ты простишь
Мысли грешные,
Но толкую про жизнь
Безуспешно я.
Не поймешь ты моей философии
И замрут на стене
Наши профили…
– Толенька, мне нужно отлучиться.
– Будь начеку – все-таки у тебя на шее несколько лимонов. Чуть что …
– Я дам тебе сигнал, – улыбнулась Тоня
Весь зал провожал ее глазами, пока она шла в другой конец зала – и мужчины, и женщины.
И Свиридов тоже провожал ее глазами и любовался. Любовался тонкой шеей, открытой спиной, изящной фигуркой, неспешной грациозной походкой.
Не менее восхищенными взглядами встретили Тоню, когда она вернулась и проходила сквозь шумные ряды танцующих – как всегда, кто-то что-то справлял в ресторане, и публика вела себя достаточно шумно.
Но гости отошли шуметь в свой угол, а на сцене возник молодой гитарист.
Станция Таганская,
Доля арестантская.
Белая акация
На дворе цветет.
Станция Таганская,
Стрижка уркаганская,
Маня-облигация
Денег не берет.
– Видишь, какое смешение стилей!
Станция Таганская.
Сладкое шампанское.
Рядом на Москва-реке
Пыльный ресторан.
Много не закладывай,
Много не загадывай,
Припасай чинарики
До поры в карман.
– По крайней мере живенько и со вкусом!
– Про Таганку столько песен насочиняли … Ты там у Белоглазова ребятам тоже про Таганку пел?
– Да, только совсем другую песню. Более сердечную и лирическую.
Они еще потанцевали, еще раз Свиридов отказал претенденту.
– Больше не хочу танцевать, хочу просто тихо посидеть с тобой … Чтобы только я и ты …
– Ты помнишь, а нас с тобой всегда сопровождала музыка …
– И не просто музыка, а твоя музыка, твой голос … Помнишь, что ты пел мне ночью в Архипке?
– Конечно. «Ты спеши ко мне …»
– Не спеши ко мне, не спеши тогда, если я с тобой и вдали беда …
– Тонечка, я так люблю тебя …
– А я поняла … Я поняла!
– Что же ты поняла через столько лет?
– Глупый! Я люблю тебя! Но это не об этом. Хотя об этом тоже …
– Да ты не волнуйся так!
– Я поняла в чем разница! Разница между кафе у нас и этим рестораном!
– Ну, ну?
– Здесь все твое внимание достается одной мне, кругом все чужие и неинтересные тебе люди! А там свои, знакомые, отвлекающие тебя!
– И твое внимание тоже отвлекается там, и ты тоже не только со мной …
– Наверное … Так что же нам, убегать от всех?
– Ой, как бы здорово – убежать от всех. И подальше.
– И на необитаемый остров …
– Заскучаем … А тут прошлое все-таки вылезло …
– Милый мой! Что еще?
– Да вон там видишь длинного с подносом? Он из моего детства. И, думаю, узнал меня.
По знаку Свиридова подошел официант, принес счет в папке. Свиридов вложил в папку свою пластиковую карту.
– Не жадничай!
– Не могу! Мороженое такое вкусное!
Официант принес папку обратно, Свиридов подписал счет и вложил в папку стодолларовую купюру.
И сразу вслед за официантом подошел мэтр.
– Дорогие гости! Спасибо вам, что посетили наш ресторан! Надеемся видеть вас у нас снова!
И он вручил Свиридову карточку почетного посетителя.
– Привет, Долушка! – негромко сказал Свиридов, проходя мимо длинного официанта, но не остановился.
Тот долго смотрел вслед
