Павел Комарницкий - День ангела

— Понимаешь, самое трудное в том, что ты нелетающее существо. Хуже того — генетически не приспособленное к полётам. Когда Иолла стала биоморфом, превратилась в человека, было проще — крылья редуцировались, и всё. С тобой всё гораздо сложнее.

Душ выключился мгновенно. Огромные бело-радужные крылья вновь захлопали, стряхивая воду.

— Ну вот если бы тебе ампутировать ноги, или руки — это одно, это просто. И совсем другое — приживить лишнюю пару конечностей, каковыми, по сути, и являются крылья. У тебя в мозгу нет таких центров, у тебя совсем иначе устроены сердце, лёгкие и даже скелет…

— Мама Маша, зачем эти подробности, — не выдерживаю я, — нельзя ли ближе к делу!

— А ты не спеши, Рома, — она стоит в потоке тёплого воздуха, слегка потряхивая полураспущенными крыльями, и одновременно руками встряхивает, перебирает роскошные золотые волосы. Сушится. — Подай расчёску, пожалуйста… Совсем обросла, надо стричься, ты не находишь?

— Мама Маша, родная, — не выдерживаю я, — ты же ангел, как ты можешь так пытать человека?

Она смеётся своим изумительным бархатным контральто.

— Да, действительно… Так я это всё к чему. Тебе предстоит не только перестройка тела — перестройка мозга, очень серьёзная перестройка. Вот Иолла меня тогда спрашивала — можно ли вернуться назад из состояния биоморфа, восстановить прежний генный код и прежний облик. Да, для неё это возможно. Но не для тебя.

Она глядит мне в глаза, напряжённо и внимательно.

— Это дорога в один конец. Ты больше не будешь человеком никогда. Ты понял?

Я тоже смотрю в её глаза напряжённо и внимательно. Я уже достаточно продвинут в телепатии, и я ясно вижу, как она ждёт моего ответа. Правильного ответа. Только бы не ляпнуть!..

— Мама Маша. Разве у нас есть другой выход?

— Есть, — она не отводит глаз. — Вы можете оставить всё, как есть. Ты останешься человеком. Она станет ангелом. Вы будете жить рядом, видеться, когда и сколько захотите. Это, кажется, называется платоническая любовь, так?

Я по-прежнему не отвожу глаза. Есть такая игра — «гляделки»…

— Мама Маша. Ты думаешь, это принесёт счастье твоей дочери? Такая вот виртуальная любовь?

— Не виртуальная, — поправляет она, — платоническая. Виртуальная, это когда любимого… существа вообще нет рядом, ты меня не путай.

Вихрь тёплого воздуха утихает, и только слышно, как где-то капает вода. Кап…кап…

— Ну хорошо, — она в некоторой нерешительности, — я понимаю… Ладно. В конце концов, Иолла права — не так это страшно. Устройство наших половых органов вполне сходно, а размер… это уже совсем несложно. Вы сможете заниматься межвидовым сексом, и даже, я думаю, будете получать удовольствие.

Та-ак… Как там это называется — гемофилия? Нет, зоофилия… Только бы не ляпнуть!

— Мама Маша. Мне не жаль своего могучего пениса. Но разве это выход? Разве только в этом дело? Разве может быть счастье без детей? Вспомни про кольцо! И вообще, эту часть нашей беседы я считаю лишней. Кого ты пытаешься уговорить, меня или себя?

Она кладёт мне руки на плечи, и я еле удерживаюсь от того, чтобы не бухнуться на колени. Гипноз? Возможно…

— Решение принято?

— Решение принято.

Она шумно вздыхает, и я улавливаю её мимолётную мысль — «если бы он стоял на коленях, я бы его расцеловала». Успеется, мама Маша.

Она улыбается, ласково и чуть виновато.

— Всё, Рома. Сейчас я исчезну на четыре дня, есть срочное дело. И Уэфа нет, как назло. А тебе надо учить язык. Наш язык, Рома. И вообще, времени у тебя немного, так быстро пошёл процесс. Я попросила Аину, она же у нас лингвист. Она очень хороший специалист, так что, думаю, всё получится как надо. Скоро будешь петь и щебетать — она снова смеётся — если, конечно, не будешь лениться.

Она уже вышла, но люк не закрыт, и я чувствую — ей надо договорить.

— А в воскресенье, Рома, она выйдет. Воскреснет, можно и так сказать.

Люк закрылся, будто возник из ничего. А я стою столбом. Телепат хренов… Как не прочитал такую мысль?

Шелестящий бесплотный смех.

«Ты же Великий Спящий, Рома. А когда не спишь — всё ещё изрядный балбес»

И только тут меня накрывает, как лавина, дикая необузданная радость.

Тугие струи контрастного душа бьют со всех сторон, но и они не могут привести меня в чувство. Впрочем, чего я? Чувство у меня сейчас одно — радость. А какое оно ещё может быть?

Четыре дня. Только четыре дня. Ну что такое четыре дня, когда впереди у нас целая жизнь?

Горячая. Ещё горячее. Ещё! А теперь ледяная, вот так. Я ору от резкой смены ощущений и от радости. И, в завершение концерта, встаю на руки и в таком виде выскакиваю из открытой, без дверей, душевой в предбанник.

— Я тоже рада за вас обоих, Рома — голос Аины застаёт меня врасплох. Я теряю равновесие, шлёпаюсь на шершавый упругий пол. Аина стоит, бесстыдно меня разглядывая. Впрочем, я уже привык. Как Миклухо-Маклай среди папуасов.

— Это кто из нас двоих папуас? — она смеётся. Хорошо смеётся, открыто и необидно. Да только куда ей до моей Ирочки, та уже присела бы от хохота. — Но я по делу. Меня Мауна попросила… В общем, сегодня моё дежурство, сдам вечером, и мы можем начать твоё обучение. Ты согласен?

— Согласен — без колебаний отвечаю я. Вот интересно, может быть, сейчас на моих глазах зарождается новая традиция: вести деловые разговоры в душе. Сперва мама Маша, теперь вот Аина…

«Да нет» — она смеётся снова, переходит на мысль — «я просто сполоснуться хочу. Жарко. Так что это чистое совпадение»

— Итак, Рома, начнём первый урок?

Мы сидим на ковре. Ковёр бледно-зелёный, огни, бегающие в его толще, оранжевые и сиреневые. Так нравится хозяйке комнаты.

— Погоди, Аня — я нахально перебиваю учительницу — Я понимаю, что наглец. Но у меня столько нудных вопросов…

Не стоит продолжать. Телепатия — великая вешь, всё сама поймёт.

Аина вдруг начинает петь и щебетать, и я легко улавливаю смысл.

«Ну что же. Совместим полезное с полезным. Урок языка с уроком… обществоведения, да. И ещё добавим приятного. Знаешь что? Пошли на крышу. В самом деле, лето на дворе, такая теплынь, чего сидеть взаперти?»

«На крышу?» — я слегка озадачен. Крыша у терема крутая, как там сидеть, на коньке, что ли?

«Ну да. Ты что, ни разу не сидел на коньке крыши?»

Нет, есть в них что-то птичье. И у меня будет? Тогда надо привыкать…

Лёгкий ветерок ласково ерошит мне волосы. Тёплый вечер, на удивление тёплый. И солнце, утратившее свою палящую силу, ласково гладит меня своими лучами. Сегодня такой день, все меня любят, и я отвечаю всем взаимностью. Живите долго и счастливо!