Павел Комарницкий - День ангела

Он встаёт.

— Всё, Рома. Операция закончена. Кого уже нет, не будет, а кто есть, должен жить. И знаешь что… Ты можешь спать здесь и дальше, так и быть. Но с сегодняшнего дня ты поступаешь в распоряжение Петра Иваныча, а дальше будет видно. Незачем тебе пялиться с утра до ночи на витализатор. Это работа Мауны.

Он уже прошёл в люк, но я чувствую — ему надо договорить.

— Гнев, злоба, Рома — чувства бесперспективные. Имеет смысл только любовь.

Люк за ним восстанавливается, мгновенно возникая из ничего. Разумеется, это иллюзия.

Я смотрю ему вслед. Да, он прав. День гнева прошёл, и надо жить дальше. Жить и любить.

Глава 5

День ангела

— …Ты, Рома, не так. Ты меси двумя руками, а то что это… Во-от, другое дело. И муки подсыпь, не жалей.

Дед Иваныч учит меня стряпать. Стряпать ватрушки с творогом, пироги с яйцами и прочие нехитрые деревенские кулинарные изделия, вполне пришедшиеся по вкусу нашим ангелочкам.

Я усмехнулся. Всего год назад — да, ровно год — мы с дедом Иванычем разговаривали совсем недалеко отсюда, на его кордоне. «Кухонный мужик им не нужен, а уж Ирке тем более…».

Дед утробно урчит, смеётся. Уловил мою мысль, значит.

— Ты настырный парень, Рома. Маша с Уэфом не смогли отбиться, куда уж мне. Ты разминай тесто-то, ровнее. Во-от. Счас мы творог сверху… Пробился, значит, в кухонные мужики.

Да, дед. За что боролись, на то и напоролись. Но главного я добился — я буду рядом с ней всегда. И смогу каждый день смотреть в её глаза. По многу раз, вот так вот.

Дед отдувается, поправляет косынку, которой повязана его голова. Это чтобы волосы в тесто не попали — улавливаю я его неоформленную, мимолётную мысль. Здорово я продвинулся в области телепатии.

— Точно, Рома. Ты теперь от того себя так далеко ушёл — только по фотокарточке и похож. А скоро и этого не будет, я чувствую.

Дед смотрит мне в глаза. Переходит на мысль.

«Ты святой, Рома, и как я мыслю, скоро вообще станешь ангелом во плоти. Станешь, станешь, Маша слов на ветер не бросает. Только я хочу тебя спросить — как ты мыслишь себе свою жизнь в новом обличье? Ну вот перенесёшься ты к ним, и будешь жить с Иркой в ихнем Раю. Кем ты там будешь? Понятно, живой легендой о всесильной любви. Навроде статуи в Эрмитаже. Да, ещё Великим Спящим. Не надоест спать всё время? Голова болеть не будет?»

Я улыбаюсь. Дед, дед… Дожил до седых волос, и такие вопросы… Кто из нас олух?

«Я буду рядом с ней, Иваныч. Всё остальное — несущественные детали»

Дед крякнул смущённо.

«Да нет, Рома. Не пытаюсь я тебя отговаривать, упаси Бог. Обратно ты не так меня понял. Само собой, взялся — ходи, теперь тебе только одна дорога. Я к чему — надо тебе готовиться… ну, к перевоплощению. Дальше расти над собой, значит. А не только возле витализатора сидеть, да со мной тут на кухне. Не теряй времени, Рома. Ну вот хотя бы ихний этот виртуальный компьютер ты освоил?»

Я чувствую досаду. Нет, дед, компьютер не освоил. Сложная вещь, это тебе не ватрушки стряпать.

— А чего тут сложного? — дед снова переходит на голос, — делов-то…

Передо мной в воздухе повисает объёмное изображение — мой портрет в полный рост. Изображение медленно поворачивается, плавно перетекает в изображение громадного кота. Котяра косит на меня зелёным глазом, делает приветственный жест лапой. Сморкается, зажав лапой одну ноздрю. Изображение становится стеклянно-прозрачным, тает, как дым. Я таращу глаза, открыв рот до упора. Ну, дед, ты даёшь… Нет, я потрясён и раздавлен.

Дед утробно смеётся в бороду.

— Стыдно, Рома? Так что давай, учись, дабы превзошёл, значит, меня в этом деле так же, как и в телепатии.

Люк тает, как не было, подчиняясь моему мгновенному мыслеприказу. Я так привык к этому, что не задумываюсь, подобно тому, как у себя дома мы открываем двери. Я содрогаюсь, вспоминая — когда год назад наш славный экипаж рыболовов доставил сюда мою Ирочку, она последним сознательным усилием открыла и заблокировала все люки сразу. Иначе мы бы не смогли пройти сюда.

В зале с тремя громадными висящими в воздухе аппаратами, со странным названием «витализатор» стоит мама Маша, колдуя над висящим в воздухе изображением. Кстати, интересно, откуда такое название?

— Ты растёшь буквально не по дням, а по часам — мама Маша говорит не оборачиваясь, не прекращает своей работы — какой-то год, и уже такой глубокий вопрос. Потрясающее любопытство.

— Не вижу здесь состава преступления, мама Маша. Как всплыло, так и спросил. А раньше у меня хватало других вопросов.

Она смеётся.

— Да нет тут состава преступления. А название это дал сему аппарату один твой… соотечественник. Когда узнал, что этот аппарат способен оживлять даже умерших. Давно ещё назвал, до вашей Великой и Страшной Революции. У многих представителей твоего народа, между прочим, прямо какая-то страсть давать всему подряд непонятные наукообразные названия. Ну и приклеилось это название. А раньше его называли длинно — «универсальное медицинское устройство»

Вот как. Мой соотечественник. Мой предшественник.

— Не твой. Деда Иваныча предшественник.

И что с ним случилось?

— Ничего не случилось, — мама Маша смотрит на меня удивлённо, даже от виртуального дисплея оторвалась наконец. — Мы не подставляем своих, Рома. Вы, люди, живёте недолго. Вот и он прожил свои девяносто восемь лет, и умер в своей постели. Но это давно было, ещё до войны.

Да ой ли? Так-таки никогда и не подставляете? Перед глазами у меня стоит — из пролома в стене лезут твари, похожие на людей, и Ирочка стоит оскаленная, как рысь, с занесёнными для перекрёстного удара клинками…

Меня пронзает такая смесь её эмоций, что всякие мои мыслеобразы напрочь вылетают из головы.

— Ты… Ты же сам… тебя никто не заставлял! И она пошла с тобой только потому, что иначе бы тебя… Как ты можешь?!

Мама Маша дышит глубоко и часто. Меня пронзает глубокое раскаяние. Ну когда я отвыкну ляпать… Вот, довёл тёщу почти до инфаркта…

— Нет, Рома. Инфаркта у меня не будет, ни при каких условиях. Но Иолла права — людей понять невозможно. Даже прожив здесь десятки лет. И даже тех, чью душу, казалось бы, увидел до дна. Взять хоть тебя. То ты святой, живая легенда о всесильной любви — то валяешься пьяным бессмысленным животным, я знаю об одном эпизоде. То ты герой — то циник. Совсем недавно я восхищалась тобой. Такая любовь… И Великий Спящий — не шутка, их и у нас очень мало, а уж среди людей… Кто ты, Рома?

Я стою беспомощно-виновато.

— Мама Маша, прости. Кто я? Вот как раз на эту тему я и хотел поговорить. Кто я? И кем буду? Ведь у вас есть прогностические машины невиданной мощи. Ну да, да, программы. Неужели вы не смотрели нашу судьбу?