Вольдемар Грилелави - Плач кукушонка

Если бы не мамаши с маленькими детьми и их проблемами, дисквалификация врача, лейтенанта медицинской службы, так же призванного на три года из запаса, была бы обеспечена. Сергей, как звали доктора, на гражданке работал в детской поликлинике педиатром, так что ему еще кое в чем повезло. Обращений по детским вопросам один-два в день было.

Подготовка к командировке стопроцентно завершена. Присмотреть за Татьяной Сафин, к которому приехала жена с двумя детьми, обещал. Стрельбы из пистолета и бортового пулемета сдал на оценку хорошо с плюсом. Мал-мал, до отлично не добрал. Одним словом, к выполнению задач по защите границы готов.

6

Боль. Она была везде и всюду. Казалось, что расселилась по всему организму и изводила, издевалась, мучила. Болело все, даже мысли.

Когда Света улетела под стол на веранде, то ей показалось, что это и есть долгожданная смерть, явившаяся за ней, что бы отвести к любимым бабушке и дедушке.

— Добавь ей, чтобы не вякала, — крикнула женщина мужчине, довольная своей выходкой. Но мужчина повел себя немного для нее неожиданно. Он со всего маху ударил женщину в лицо.

— Ты что, сума сошел! — завизжала женщина, очутившись вмиг с окровавленным лицом на полу возле окна. — Ты мне челюсть сломал, скотина.

— Если у самой мозгов нет, так у меня в долг попроси, дура безмозглая. Теперь заткнись и слушай сюда. Старый пидор хату записал на эту ссыкуху. Ходил сейчас, все узнал. И теперь продать ни хрена не выйдет. Облом. Пока эта не сдохнет. А сдохнуть она должна сама без твоей помощи. А ты ей чего всю вывеску раскрасила? В тюрьму хочешь? Так сразу все загребут, ничего нам не достанется. И эта хибара, и твоя конура.

— Так я теперь молиться на нее должна и за свои кровные кормить? А харя у нее не треснет? Мне больше делать нечего.

— Никто тебя любить и кормить не просит. Но для всех соседей ты станешь хотя бы просто родительницей. И плохого отношения никто не должен видеть, иначе вместе с ней и хату отберут. Никак не относись, но калечить без надобности только такая дура, как ты способна. Усекла?

— Все поняла. И морду расквасил, и дурой назвал. Вся харя теперь болит, жрать не смогу. А без рук нельзя было объяснить?

Все это Света слышала, лежа под столом на веранде, и поняла, что этот дом потеряла навсегда. С трудом выползла во двор. И, превозмогая боль и отдыхая на каждой лесенке, она взобралась на чердак, в свой "секретик". Где еще при жизни дедушки и бабушки устроила себе конурку. С непривычки, если посторонний даже и заберется на чердак, не сможет найти убежище, тщательно замаскированное среди стропил и подпорок между двумя дымоходами. Когда в доме топилась одна из печей, то от тепла дымохода здесь даже зимой в редкие морозы было тепло. Темно, но уютно. А если в одном месте слегка раздвинуть доски, то сквозь пробивающийся луч и читать можно.

Во сне боль временно ушла, позволив немного отдохнуть, но с пробуждением вернулась многократно усилившаяся. Казалось, что даже кончики волос болели от легкого шевеления. К боли присоединился голод, напоминая, что организм и так уже не первый день не получал никакой энергии. В чердачное окошко заглядывали звезды, и Света решила, что родители вероятно уже уснули, так как, когда уползала с веранды, слышала звон бутылок и стаканов. Сейчас стоило рискнуть и попытаться найти в доме что-нибудь съестное. Бидончик с теплой водой всегда стоял в ее конурке, и Света сквозь боль и слезы сделала пару глотков. Невкусная влага только усилила голод и придала решимости. Света пошла в разведку. Спускаться вниз по лестнице оказалось намного легче, чем взбираться наверх. Горело только кухонное окно, но там никого не просматривалось. Скорее всего, забыли выключить свет.

Дом сотрясал сильный двойной храп с сопением и покрикиванием. Поэтому Света без особой опаски вошла на кухню. На столе стояли две пустые бутылки и одна недопитая на одну треть, валялись кусочки хлеба, объедки вяленой рыбы. Все это она сложила в матерчатую сумку, висевшую над кухонным столом, вылила остатки вина в раковину, положила в сумку свою тарелку, ложку, кружку, ножик. Нашла несколько неполных пакетов с крупами, и вновь забралась с этим имуществом в свой тайный секретик. Обед состоял из нескольких кусочков хлеба, замоченных в кружке, так как жевать она не смогла. На десерт положила в рот рыбью голову.

Ну что ж, дедушка просил выжить. И она попробует. Ей противостоит сильный соперник, но пока никто не знает про этот секретик. Старая прогнившая лестница не позволит вдруг проникнуть на чердак, так как она опасно трещала под ее легким тельцем и уж вряд ли выдержит одного из родителей. Они не захотели стать папой и мамой, и с этого момента она в своих мыслях обозначит их просто местоимениями, как он и она с маленькой буквы. Они хотят ее смерти естественной, самостоятельной, но Света это им не подарит. Светлана объявляет им скрытую войну и переходит на ночной образ жизни. Тем более к вечеру они уже не в состоянии передвигаться, что позволит выполнять ночные рейды в дом. Хотя кроме мелких крох из еды не доставалось, но и этого вполне хватало для поддержания энергии в организме.

Через несколько дней боль утихла, только щека как-то затвердела и мешала жевать, но и к этому Света скоро привыкла. Вылазки пополняли запас пустых бутылок, на случай, если не достанется еды и придется сдавать их и покупать хлеб. Она потихоньку перетащила бабушкины наряды, бельё, рукодельницу, книги и целыми днями сидела на чердаке и читала, кроила из тряпок простенькие одежки. Решала задачки из дедушкиных учебников и тетрадей.

Они ведь с дедушкой все необходимое закупили для школы. Только вот теперь не знает, сумеет ли как-нибудь пойти со всеми вместе в сентябре в первый класс. Но впереди еще целое лето. Она надеялась, что за это время что-нибудь хорошее случится. Только что, она еще не успела придумать. Ведь ни дедушка, ни бабушка не оживут, а эти никогда не станут своими. Это враги. Враги смертельные.

Случилось, но не хорошее. Света выбрала момент, когда родители ушли из дома, и, как поняла, надолго, наверное, на работу, взяла несколько бутылок и пошла в знакомый магазин. Он располагался не очень далеко, но пройти пришлось через дворик детского садика, небольшую площадку, и ее поражали взгляды случайных прохожих, которые как бы отшатывались от неё, как отчего-то опасного и неприятного. А когда один мальчишка крикнул:

— Уродина, страшилка! — и бросил в неё комок земли, Света прибавила шаги и чуть ли не бегом влетела в магазин.

Две продавщицы и три посетительницы странно замолчали и расступились, пропуская её без очереди к прилавку.