Андрей Бельтюков - Корни

— Да, хозяин, — слуга не задавал вопросов. Он принялся быстро натягивать одежду. Суров ждал, привалившись плечом к косяку.

Садовник двигался, как автомат. Он провел долгие часы, лихорадочно ища выход. Его не было. Ничего нельзя было поделать! Ему не верили.

Теперь Цкато чувствовал, что неимоверно устал.

Мысли его притупились. Теперь он и сам не знал, верит ли рассказам, ребенком слышанным от старших.

О роще на побережье, возле которой нельзя хоронить мертвых. О деревьях, которые вмещают в себя отошедшую душу. Медленно, год за годом она прорастает в них, пока не наберет силу, достаточную, чтобы подчинить растения, гораздо более удаленные.

Корни, корни…

Ушедший человек возвращается в мир. Если только это можно назвать человеком. Скорее уже чудовище.

Оно явилось в их дом.

Его еще можно победить. Наверное, месяц. Цкато замер, как… Но одному не справиться.

Цкато остановился, облизнул тонкие бескровные губы.

— Хозяин… Может прийти большая беда….

Суров нетерпеливо дернулся:

— Она обязательно придет, если ты не пошевелишься!

— Хозяин, это страшно… я видел…

— Заткнись и одевайся!

Садовник вздрогнул. Уже одетый, он молча принялся разогревать на газовом пламени какой-то отвар.

Суров сжал зубы. Трижды в день садовник обязательно пил свой особый настой, который приготовлял из сложного набора корней, ведомого лишь ему. Употребление настоя было актом священным, и помешать тому ничто не могло ни даже хозяин, ни тем более ураган.

Суров выглянул наружу. Кажется, в шторме наметился перелом. Пока садовник возится со своим пойлом, можно успеть сходить к воротам. Они не давали покоя.

Он вышел. Новое путешествие по парку показалось менее ужасным. Суров подошел к ограде. Ворота имели ручной привод, кроме электрического, но он требовал значительных усилий. Могла ли Диана с ним справиться?

Решетка оказалась открытой. Это ни о чем еще не говорило — Деснос тоже знал, как это делается. Суров вышел за ворота. Он прошелся вдоль подъездной аллеи.

Машины Дианы не было.

Подозрения вновь всколыхнулись в нем. Он поспешно вернулся к флигелю. На этот раз ему досталось: он вымок насквозь, один раз ураган даже свалил его с ног.

Ощущая себя словно скрученным судорогой, Суров толкнул дверь.

— Ты готов?

Ни звука. Суров вошел. Садовник ничком лежал на кровати. Отдыхал. Вот мерзавец.

— Вставай! — Он рванул его за плечо и увидел открытые мертвые глаза, рот, измазанный пеной.

Суров попятился.

Ты слепец!

Он вспомнил эти слова. Он вновь вдруг ощутил присутствие злобной непреодолимой силы, равнодушно следящей за его тщетными попытками изменить неизбежный конец. Но он не сдастся так просто!

Оставалось единственное. Такой выход почетным не назовешь, но по крайней мере это позволит ему выиграть время. После он еще разберется со всем случившимся. А сейчас остается лишь бегство.

Сжав кулаки в карманах плаща, он бросил последний взгляд на садовника и вышел. Нельзя сказать, что смерть Цкато его напугала. Сама по себе — нет, но Суров явственно ощутил, что невидимый топор прошелестел совсем рядом.

Он снова проник в свой дом через окно, как злоумышленник. Закрывая за собой ставни, Суров поскользнулся. Мокрый подоконник едва не покалечил его. Пол кухни дрогнул, когда он грохнулся на него всеми своими девяносто пятью килограммами.

Проклятье! Суров ощупал грудь. Ему показалось, что сломано ребро. Скорее убираться из этого проклятого места!

Он чиркнул спичкой. Над окном свешивался декоративный вьюнок. Его стебель, раздавленный ботинком, выглядел буро-красным, словно кровяной сгусток.

Спичка обожгла пальцы.

На ощупь он выбрался в коридор, в конце его начиналась винтовая лестница, ведущая в гараж. Поравнявшись с ней, Суров отчетливо услышал внизу лязг металла.

Кто?

Суров вытащил пистолет, ощущая острое желание убить. Дверь распахнулась бесшумно. Он стал спускаться.

Гараж был погружен во мрак. Слабый электрический лучик освещал ворота. Темная фигура суетилась возле них, стараясь раздвинуть створки. Человек был виден достаточно, чтобы прицелиться. Суров сдвинул предохранитель, и этот звук неожиданно громко прозвучал в тесном подземном пространстве. Человек дернулся и схватил фонарь. Желтое пятно метнулось по стенам, уперлось в глаза. Суров моргнул и нажал спуск.

— Мик! — Вопль Дианы прозвучал одновременно с выстрелом.

Суров выругался:

— Ты жива?

— Господи, зачем ты это сделал?!

Вот дура!

Он не видел ее. Фонарь был неподвижен. Суров торопливо миновал последние ступени.

— Я спрашиваю, с тобой порядок?

Он услышал, что она плачет.

— Да…

Суров добрался до фонаря, поднял, посветил вокруг.

Диана скрючилась у металлической створки.

— Тебя не задело? — Он рывком поднял ее, встряхнул за плечи.

Она мотнула головой, отстранилась и отошла. Суров повернулся и вдруг увидел, что рядом с его "турбо" стоит автомобиль Дианы.

— Откуда здесь твоя машина? И вообще, какого черта ты здесь делаешь? Я где велел меня ждать?

Она распахнула дверцу и уселась на переднее сиденье, выставив ноги наружу.

— Я тебя спрашиваю!

— Ты ушел надолго, а я больше не могла находиться одна! Я хотела уговорить тебя уехать немедленно! Да в машине остались некоторые вещи, пришлось идти. В парке я увидела, что ворота открыты, и загнала машину сюда.

Суров подошел и положил ладонь на капот. Кажется, он был еще теплым.

— Не сердись, — она взяла его за руку. — В конце концов, это даже забавно.

— Да, это очень смешно — едва тебя не убил.

Диана погладила его ладонь, Прикоснулась губами.

Суров легонько взял ее за подбородок, приподнял, готовясь поцеловать. И замер.

В глазах Дианы он снова увидел явный и необъяснимый страх.

— Что с тобой?

— Ничего. — Суров отвернулся. — Мы уезжаем. Мне нужно забрать кое-что.

— Я подожду здесь.

— Нет, — на скулах его перекатились желваки. Он был уверен, что нельзя ее оставлять больше одну. — Мы поднимемся вместе. Это не займет много времени.

Через пятнадцать минут он вывел "турбо" из гаража.

Диана сидела сзади. Суров обогнул дом и притормозил возле крыльца. Дождь заливал стекла. Ветер ударил с новой силой, и тяжелый "турбо" качнулся на рессорах.

— Что ты хочешь? — Ее голос прозвучал безжизненно.

— Деснос. Придется его забрать с собой.

— Господи, зачем? Цкато позаботится о нем утром.

Суров промолчал. Он не стал рассказывать Диане о садовнике. Раскрыв дверцу, сказал: