Никита Елисеев - Судьба драконов в послевоенной галактике

Мама разговаривала по телефону, морщилась от гудков машин, втолковывала что-то в телефонную трубку, зажимама одной рукой ухо.

Шофер положил руки на руль. Отдыхал.

- О, - сказал Сидоров, - гляди. Краса планеты. Андромеда.

- Где?

- Да вон, недалеко от вахты, вон...

Я тоже стал вглядываться.

- Вы, - тихо сказал я, - ошибаетесь, не может быть, чтоб так скоро... конкурс был еще вчера...только вчера. Еще неделя, целая неделя.

- Хо, - обрадовался Жак, - слыхал невинного? Все он знает, и про конкурс, и про Андромеду, а про то, как себя вести, не знает.

- Но почему? - недоумевал я. - Почему? Я точно знаю, конкурс в орфеануме был вчера. Вчера была победительница - 120 очков. Еще неделя...

- Парень, - объяснил мне Сидоров, - если ты все знаешь про конкурсы и про Андромед, так как же ты не знаешь, что после конкурса дракона злить нельзя?

- Я... - я вдруг увидел, что мама остановилась у машины с открытым кузовом, - остановилась, заговорила, - я... - горло у меня перехватило, ибо я увидел, с кем разговаривала моя мама, - не знал.

- Ну так узнай, - довольно грубо сказал Сидоров, - зверек, может, и заснул бы, может, и забыл бы за неделю-то подготовки - такое бывало - редко, но бывало, а ты напомнил.

- Мэлори, - заорал я и рванулся в отворенную дверь кабины, - Мэлори!

Мэлори, разговаривающая с моей мамой, повернулась. На ней была шубка, отороченная белым мехом.

Завидев меня, она замахала руками, заулыбалась.

- Джеки, - кричала она, - Джеки! И ты?...Ты чего с "псами"? Джеки! Тебе никто не говорил, какой ты славный! Я лю...

Сидоров швырнул меня обратно на сидение.

Машина с Мэлори медленно проползла под поднятым шлагбаумом.

Мэлори стояла в кузове и махала рукой.

Горло мне раздула безобразная икота, я утирал слезы рукавом, вопил что-то нечленораздельное, глупое.

- Чего это? - с опаской спросил Жак.

- Истерика, - спокойно объяснил Сидоров и добавил: - Вот скажи-ка мне лучше, отчего это хорошие женщины нормальных мужиков не любят, а все какую-то слизь болотную, слабаков, истериков?

- А оттого это, - мама подошла к кабине и протянула руку, Сидоров помог ей влезть и затворил за ней дверь, - спасибо... что в хорошей женщине сильнее материнские черты. А матери что важнее всего? Обогреть да приласкать, накормить, защитить. Для матери в мужчине важна не сила, а слабость.

- Мудро, - буркнул Сидоров.

Мы въезжали под шлагбаум.

- Джек, - обратилась ко мне мама, - во время развода от меня - ни на шаг! На тебя разнарядка - в лабораторию.

- Я хочу в "отпетые", - я перестал плакать, смотрел прямо перед собой, - там должен быть выбор - я пойду в "отпетые".

Мама извлекла из сумки сигареты, предложила Жаку и Сидорову.

Те взяли.

- Командир, - попросил Жак, - покажи фокус!

- Есть, - улыбнулся Сидоров, - для дамы, для коллеги Рахиль - покажу!

Он снял шлем и закурил.

Машина тем временем подкатила к шлагбауму.

- Дверь? - спросила мама.

- Уу, - покивал, затягиваясь сигаретным дымом, Сидоров.

Мама приотворила дверь.

Солдат поднял шлагбаум.

- Сидоров, - крикнул солдат, - что у тебя за толпа в кабине?

Сидоров махнул рукой, мол, не мешай.

Солдат хмыкнул, пожал плечами. Мама протянула ему пропуска.

- Да не надо, - поморщился солдат, - я и так вижу. Валяйте, валяйте, а то на развод не поспеете.

Дверь кабины плотно замкнулась.

Сидоров покраснел, глаза его наполнились слезами, и я увидел, как из извилин его мозга повалил дым.

- Ой! - совершенно неискренно восхитилась мама, - прелесть! прелесть! Как это у вас получается...

- А вот, - самодовольно сказал Сидоров, стряхивая пепел, - срежет у вас дракоша на чужой планете такой скальп - и вы выучитесь дым из ушей пускать. Больно только, - Сидоров поморщился и надел шлем, - а так ничего. И ребятам нравится. У "псов", сами знаете, - должность... и занятия тоскливые - а тут -развлечение.

- Я в "отпетые", - повторил я, словно зазубривая наизусть свое желание.

- Видал, - хмыкнул Жак, - он тоже хочет дым из мозгов пускать.

Мама улыбнулась. Она заговорила очень спокойно, очень рассудительно:

- Видишь ли, Джек, наверное, такой вариант был бы вовсе неплох. Но мы не готовили тебя в "отпетые". У нас были другие планы относительно тебя. Извини. Там, Джек, закавыка не только в твоем желании - хотя это один из важных факторов (вербовки - нет, все "отпетые" - добровольцы) - главное все-таки - испытания. А испытания ты не пройдешь, да я и не хочу, чтобы... мама замолчала.

Мы въезжали на площадь, залитую безжалостным светом прожекторов. Машины останавливались у стен, отворялись кузовы, оттуда спрыгивали люди, площадь быстро заполнялась народом.

Мама выпрыгнула из машины. Следом за ней - я. Мама протянула мне сумку: "Держи и не выпускай".

Сидоров держал в руке разграфленные листки, перелистывал их, шевелил губами.

- Мы пойдем, - сказала мама, - ладно?

Сидоров кивнул, потом оторвался от своих листков и подмигнул маме:

- Удачи... Я наряды сдам, ну а уж если у тебя не выгорит... - Сидоров развел руками.

- Выгорит, - мама заулыбалась, - у меня все выгорит.

Она крепко взяла меня за руку и повела сквозь толпу.

- Александр Петрович! - закричала она. - Саша, - она замахала рукой, Саня! Я здесь...

Люди недовольно оглядывались.

Людей было много, стояли они тесно. За порядком следили конвойные "псы". Они не давали толпе смешаться, делили ее на ровные квадраты, но мама смело пробиралась вперед, тыча конвойным под нос наши пропуска.

- Рая, - чуть удивленно выкрикнул пожилой полный человек, пробирающийся к нам, - ну наконец-то, где он? А...

Человек остановился рядом с нами, тяжело, устало дыша.

- Ну хорошо. Я уж думал... Все, все, Рая. Оформлено, завязано, пошли со мной.

Он вел нас к противоположной стене, окаймляющей площадь; от шума, толкотни, безжалостного света у меня кружилась голова, нестерпимо болели глаза и хотелось спать, спать.

Мы протискивались сквозь толпу, разделенную редкими цепями конвойных. Александр Петрович спешил. Несмотря на пар, вырывающийся у него изо рта, Александр Петрович потел и часто вытирал пот рукой со лба.

- Саш, - окликнула его мама, протискиваясь поближе, - что ты в самом деле?

- Рая, - сказал Александр Петрович, - только ради тебя и Дженнаро, только... Даже не столько твоя работа, хотя и она, конечно, важна, кто спорит... крупнейший специалист по формовке, но, Рая...

- Саша, - мама склонила голову, и я почувствовал, с какой силой она сжала мою руку, - я тебя не понимаю, о чем ты?

- О том, - озлился Александр Петрович, - что из-за тебя, ради тебя я отказался сегодня от великолепного рабочего, мастера золотые руки - он ушел в столовские...

- Александр Петрович, - мама все сильнее сжимала мою руку, - так надо полагать, что мне надо было уйти в труповозы?