Сергей Лексутов - Полночный путь

— Чего помирать раньше времени? Кузнецы все, как один на стену вышли. Еще погляди-им…

Он постучал в свои ворота. Калитка медленно раскрылась — в проеме стоял Огарок, в кольчуге, с мечом в руке. Отступя от него на три шага в глубину двора стоял Прибыток с самострелом, тоже в кольчуге. Батута оглядел их, проговорил:

— Молодцы, будто опытные воины действуете… Только чего это вы уже кольчуги понадевали? Рюрик подойдет — на Десятинной сполох ударят, тогда и надевайте, и бегите на воротную стрельницу, что под Боричевым взвозом, я там буду. Ярец где?

— А вона, у себя в избе, никак с женой проститься не может… — насмешливо мотнул головой в сторону огорода Огарок.

Батута прошел к избе своего молотобойца, заглянул в открытую дверь. Огромный Ярец сидел на лавке, на его коленях сидела его жена, припав головой к могучему плечу, на ее руках спал младенец. Батута осуждающе покачал головой, сказал:

— Долгие проводы — лишние слезы… Ярец, иди на стену. Ты парень видный, других хоть взбодришь. А то у нас стрельцы такие, что вместо стрел за стену защитные рукавички пуляют…

Ярец тяжко вздохнул, отстранил жену, поднялся, звеня своим простым, но прочным юшманом, взял молот, прислоненный к стене. Батута проговорил:

— А чего меч не взял? У меня их еще штук шесть осталось?

— Молотом сподручнее… — пробурчал Ярец.

— Хоть самострел возьми!

— На кой?.. Я ж стрелять не умею…

— Тьфу ты… — плюнул Батута. Оглядев Калину, сказал строго: — А ты иди в терем, и все сидите там. Приступ начнется — сполох ударят, так вы сразу в схрон лезьте…

Выйдя из избы, Батута прошел по дорожке к нужнику, оглядел хозяйским оком желтевшую свежим тесом постройку. Прежний нужник, как и у большинства жителей Киева, был сплетен из ивовых палок. Еще прошлым летом, когда Серик ушел в свой поход, Батута, как бы ни с того, ни с сего затеял строить новый нужник. Сам яму копал, сам за тесом ездил на берег, сам и будку сколачивал. Никто не догадался, что яму-то он двойную выкопал; прямо из нужника можно было спуститься в дыру, пролезть коротким лазом и оказаться в тайном схроне. Зайдя в нужник, Батута потопал по прочному полу, наклонился, заглядывая в дыру, подумал самодовольно: — "Никому и в голову не придет, что тут лаз в схрон…"

Выходя из нужника, он пробурчал под нос:

— Ладно, добро, Бог даст, в сохранности будет…

Он шел к терему, когда на крыльцо вышла мать, стояла, молча глядя на него. Батута прошел к двери в подклеть, отворил тяжелое, дубовое, окованное толстыми железными полосами полотно, прошел внутрь. Пройдя между бочек, ларей с припасами в дальний угол, осмотрел узкий лаз в схрон. Тоже хитро было устроено; еще дед устраивал этот схрон. Будто неглубокая яма в углу для хранения морковки. И сама морковка, пересыпанная песком, сложена на покатом краю ямы, подперта широкой тесиной. Достаточно из схрона потянуть веревку, колышек упадет, и морковка с песком завалит лаз. Кому придет в голову копаться в песке? Разве что тому, кому морковки захочется? Ну и Бог с ним, пусть лакомится… В подклеть вошла мать, подошла к Батуте, вздохнула, проговорила:

— Я ж уже не девочка, в такую дырку лезть…

Батута хмуро обронил:

— Я побольше тебя буду, однако ж с легкостью пролезал… Вы вот что, мама, как только половцы через стену перелезут, исхода не ждите, сразу полезайте в схрон. Шарап считает, серьезного приступа мы не выдержим. Так что, затаитесь, и сидите там, пока вода не кончится. Я ее на неделю, не меньше, припас. А вода кончится, ты одна вылезай. Девки и Калина пусть в схроне сидят. Не приведи Господи в полон попадут, продадут ведь в рабыни…

— А ты как же, сынок?.. — жалобно вопросила мать.

— А што я? Шарап сказал, если городскую стену не отстоим, сядем на Горе, в детинце… А там уж… Сколько высидим… За меня не беспокойся, если что — с Шарапом и Звягой в леса уйдем, отсидимся. А когда все успокоится — придем… Нам осталось только молиться, чтобы князь Роман из ляхов вернулся. А так, надеяться не на что. Разве что, на Господа…

Выбравшись из подклети, Батута ободряюще помахал рукой сестрам, стоящим на крыльце. Жену, было кинувшуюся к нему с крыльца, повелительным жестом отослал обратно, сказал:

— Сидите в тереме, зря по двору не шляйтесь; как всегда в лихолетье, тати, поди, по городу уже шастают… — и пошел со двора.

Ярец топал за ним с молотом на плече. Батута приостановился, подождал его, сказал:

— Как ты молотом против мечей обороняться будешь?..

Ярец пожал плечами, пробормотал:

— Я и мечом обороняться не умею… Расколочу голов, сколько Бог даст, и ладно…

На стене стрельцы уже стреляли по вешкам, стоящим в шестистах шагах, но никто так и не попал, несмотря на то, что Шарап топал ногами и ругался самыми черными словами.

Звяга ворчал под нос:

— Толку-то, ругаться? Чтобы навесом попадать на таком расстоянии — годы и годы на учебу уходят.

Увидя Батуту, Шарап заорал яростно:

— Хоть ты, Батута, подал бы им пример!

Батута равнодушно пожал плечами, проговорил:

— Я из самострела с горем пополам попаду в лошадь шагов с пятидесяти, а учиться уже поздно… Только, не пойму, зачем нам в такую даль стрелять?

Шарап яростно плюнул, поглядел на небо, могучим усилием воли успокаивая себя, проговорил:

— Повторяю для тугодумов: мы должны изо всех сил показывать, будто в городе искусные воины сидят, чтоб половцы ближе полета самострельной стрелы и сунуться боялись. Нам надо заставить их тын ставить вокруг города, время тянуть…

С лестницы, ведущей на стену, послышался старческий дребезжащий голосок:

— Каким бы ты воеводой стал, Шарап, кабы в тати не подался…

Шарап повернулся, рявкнул:

— Кто еще поучать меня будет?! — и тут же расплылся в радостной улыбке. — Ба-а… Свиюга! Живой!

Старик кряхтя влез на площадку, отдышался, проговорил весело:

— Рано мне еще в колоду…

Шарап оторопело протянул:

— Да ты, никак, окрестился?..

— Окрести-ился… — протянул Свиюга. — Я ж теперь не воин, а мирный бортник…

— Как же ты бортничаешь, коли по лестнице еле взобрался?..

— А у меня борти на поляне стоят, и лезть к ним высоко не надо…

— А чего ж ты в город примчался? Сидел бы в лесу, глядишь, половцы тебя бы не нашли…

— Да жалко, понимаешь, стало горожан… Вы ж со Звягой всех угробите, а сами в последний момент смоетесь сквозь какую-нибудь дырку… — он коротко свистнул, крикнул: — Лезьте сюда, внучки…

На забороло взбежали двое мальчишек, нагруженные парой самострелов и тяжеленными кожаными мешками, полными самострельных стрел.