Сергей Волков - Объект «Зеро»

Моему назначению очень обрадовался Цендорж, который, конечно же, остался при мне в качестве ординарца. То, что мы теперь будем регулярно посещать заводской комплекс, для хитрого монгола означало главное – свободный доступ к пышному телу шерхелевской секретарши Греты.

Утром Лапин, перенесший штаб Комитета обороны в Южную башню, провел короткий военный совет. Мы с Зигфридом ночью обсудили кое-какие проблемы и выступили с общим докладом на тему: «Научно-технический прогресс как способ переломить ход войны».

Дело в том, что Шерхель уже несколько месяцев возился с проектом создания такого вида оружия, которое бы могло бить свободников, что называется, в поле. Бронепаровики были лишь прототипом, пробой пера. По странной иронии боевое крещение они получили во время короткого боя с безопасниками, защищавшими паровой ворот у Обрыва. Собственно, именно эти относительно быстроходные экипажи, вооруженные станковыми арбалетами и защищенные лишь тонкими листами латуни, и сыграли решающую роль в разгроме дезертиров. С ходу врубившись в каре безопасников, бронепаровики пробили в их строю широкие бреши, в которые ударили бойцы Лапина.

Однако бронепаровики не годились для серьезных дел – ракеты свободников легко вывели бы их из строя, да и вооружение оставляло желать лучшего.

– Разместить же на шасси этой машины паровую пушку мы не можем ввиду чрезмерного увеличения веса, – объяснял Шерхель. – Поэтому, господа, после длительных раздумий и консультаций с ведущими нашими инженерами и конструкторами, а также с присутствующим здесь господином Елисеевым нами принято решение возродить на Медее вид вооружения, уже два столетия как отправленный на Земле в музеи. Речь, господа, идет о танках…

Подождав, пока стихнет шум, Зигфрид продолжил:

– Мы сразу отказались от гусеничного хода – изготовить траки нужной прочности сложно и затратно, а местные почвы вполне проходимы и для колесной машины. Кроме того, наш танк будет защищен толстой броней из особого сплава – там медь, олово, цинк, фосфаты… не буду утомлять вас техническими подробностями, скажу лишь, что такая броня обладает вязкостью в сочетании с упругостью и хорошо выдерживает ударное воздействие. Кумулятивных же боеприпасов, как нам известно, у свободников нет, и в ближайшее время они вряд ли появятся.

– А вооружение? – спросил Гриша Панкратов. – Паровые пушки, которые есть у нас, бьют всего на три, в лучшем случае на пять сотен шагов. Это мало, очень мало.

Шерхель улыбнулся.

– Герр Григорий, мы, конечно же, работаем над улучшением дальнобойности производимых нами орудий. А танк планируется оснастить совершенно новой моделью паровой пушки, точнее, тремя пушками. Снаряды для них имеют форму усеченного конуса, что вкупе с изменением конфигурации ствола и установкой в паровом цилиндре дополнительных манжет позволит довести дальность стрельбы до семисот метров. Испытания опытных образцов новой пушки уже ведутся.

– Ну, добро, добро, – прогудел в бороду Прохор Лапин. – Вопрос в другом: когда вы сможете дать нам танки? И второе: сколько времени тратится на изготовление одной машины?

Зиг кашлянул, пригладил волосы:

– Герр командующий! Наш первенец, наш «Малыш Вилли», уже стоит на сборочном стапеле, готовность – сорок пять процентов. Через три, максимум четыре дня мы планируем провести ходовые испытания. В дальнейшем, если у меня не будут постоянно забирать людей, мы сможем изготавливать по два танка в неделю.

– Стало быть, нам предстоит кровь из носу держать башни и Перевал как минимум месяц, – без особого энтузиазма в голосе проговорил Панкратов.

– Мы продержимся больше, главное – танки. Это же чудо-оружие, перелом в войне! Надаем свободникам по сусалам! – зашумели все. И тут в зал, где проходил военный совет, вбежал светосигнальщик:

– Господин командующий! Противник большими силами атакует Южный редут!

Лапин вскочил, уронив стул, и бросился к выходу. За ним поспешили остальные. Поднявшись на боевую площадку, висящую над бездной, мы столпились у паровой пушки. Под нами, в двухстах метрах впереди, лежал Южный редут. Его орудия уже вели огонь по свободникам, которые тремя колоннами атаковали наши укрепления. Пехота шла плотными рядами, под барабанный бой, развернув зловещие черно-белые имперские знамена. Небольшой отряд кавалерии свободников гарцевал в стороне, прикрывая неприятельские порядки от флангового удара.

– Григорий! – Лапин повернулся к Панкратову. – Всех своих людей – к воротам, немедленно. В башне оставь только боевое охранение и сигнальщиков. Шерхель! Всех свободных рабочих вооружить – и тоже к воротам. И броневики свои гони туда же. Командирам батальонов – выводите людей. Сроку всем – полчаса. Я сам поведу войска.

Грохоча доспехами, участники совета бросились исполнять приказания командующего. Со всех сторон слышалось:

– Вылазка, вылазка! Разобьем пехоту, а конницу потом подавим танками!

Я подошел к Лапину, заправляющему окладистую бороду в вырез панциря.

– Прохор, дай мне батальон! Любой, вон работяг Зигфрида, например.

Он посмотрел на меня из-под кустистых бровей, молча покачал головой – нет, мол.

– Ну, тогда роту! Взвод!

– Клим, друг любезный, – Лапин нахмурился. – Случай, сам видишь, из ряда вон. Если мы прижмем свободников к валам, то разотрем в пыль. А если нет? Если у них какая гадость за пазухой? Поэтому ты и Шерхель – останетесь. Кто-то должен, если мы вдруг… Понял?

И поискав глазами своего порученца, крикнул:

– Подготовь приказ: на время моего отсутствия исполняющим обязанности командующего назначаю Елисеева!

Мне оставалось лишь сказать уставное «Есть!». Прохор и его штабисты ушли. Я поплелся следом. На душе скребли кошки.

Внизу, у подножия башни, строились войска. От заводских ворот бегом неслись арбайтеры, на ходу натягивая кирасы и шлемы. Впереди них пыхтели бронепаровики. Вдалеке, у Северной башни, виднелись люди Панкратова, выступающие к воротам.

Разыскав по лиловому знамени батальон «Горгона», я вклинился в строй, крича:

– Медея! Медея!

– Я здесь.

Она стояла передо мной, в своем нелепом шлеме, великоватом панцире, на поясе звенч, в руках алебарда. Мы коротко поговорили, и тут заревели трубы, и все двинулись к воротам, возле которых суетились оборонцы, разбирающие медные блоки, чтобы открыть проходы для войск.

21 декабря 2207 года

Прохор рассчитал все правильно. Он не учел только две вещи: скорости бега прыгунов и хитрости вражеских военачальников…

Я стою у бойницы на шестом ярусе Южной башни. Все нижние ярусы по моему приказу замурованы так, как мы замуровали несколько дней назад галереи Северной башни. Час назад я объявил тотальную мобилизацию и приказал спешно эвакуировать всех, не способных держать оружие, за горы. Это, во-первых, означало, что все население колонии за исключением маленьких детей, немощных стариков, беременных женщин, больных и раненых, теперь считается военнослужащими. А во-вторых, то, что с самого утра на дороге, ведущей к Двум Братьям, стоит плач и стон. Я понимаю, что отрывать людей от их домов, от уже ставшей привычной жизни в колонии жестоко, но война перешла в ту стадию, когда жестокость становится необходимой.