Сергей Волков - Объект «Зеро»

– Клим-сечен! – сдавленно прошипел Цендорж. – Закрой. Сейчас… сейчас…

Я выставил щит, монгол присел и защелкал кресалом, высекая искру. Теперь в проходе нас осталось двое – я и бледный как полотно афганец, уперший свое копье во вмятину на кирасе. Хлесть! – Болт вскользь ударил меня в наплечник и со звоном вонзился в стену.

Стрелок в рогатом шлеме хладнокровно выцеливал. Нас разделяло не больше пяти метров. Полумрак, перечерченный ратовищами копий и алебард, пыль, запах крови, духота, вопли свободников – от всего этого у меня вдруг закружилась голова. Цендорж все щелкал кресалом и ругался себе под нос. Стиснув зубы, я, чтобы хоть как-то подбодрить не столько даже своего единственного оставшегося в строю бойца, сколько себя, крикнул стрелку:

– Эй, рогоносец! Руки-то дрожат небось? Это от онанизма…

Хлесть! – Афганец закричал тонким голосом, опустил щит, припал на одно колено, потом скрючился на полу. Болт пробил ему бедро.

– Смерть Земле! – завопили свободники и ринулись на меня. «Вот и все», – тупо глядя на жала алебард, подумал я.

– Ложись, – прошептал мне прямо в ухо Цендорж. Повторять дважды ему не пришлось – я выпустил копье и упал за труп Эстера.

– Уррагас! – взвизгнул надо мной монгол, и тут же страшный взрыв сотряс полуразрушенную галерею. Все заволокло дымом и пылью. Отчаянно кричали свободники, а по проходу из недр башни уже катился шумовой ком, наполненный топотом, лязгом и яростным ревом, – помощь все-таки пришла…

Они пробежали прямо по нам – человек тридцать, а то и больше – и обрушились на оглушенных взрывом, посеченных осколками гранаты, которую бросил Цендорж, свободников. Некоторое время на галерее царил полнейший хаос, от воплей и лязга оружия я не слышал собственного голоса. Мимо бежали все новые и новые бойцы, многие несли заряженные арбалеты. Цендоржа я нигде не обнаружил.

Афганец рядом со мной истекал кровью. Я наклонился над ним, звенчем вспорол толстую кожу штанины и, использовав чей-то ремень вместо жгута, перетянул бедро. Все это заняло у меня примерно минуту. За это время люди Панкратова успели перебить оставшихся в живых после взрыва свободников и заняли всю галерею.

– Клим! – Гриша, потный и злой, с окровавленным топором в руке, возник передо мной, заглянул в глаза. – Не ранен?

– Я – нет. А вот ему срочно нужна помощь. – Я кивнул на стонущего афганца. – И Цендоржа нигде нет…

Мимо бежали люди, и каждый тащил в руках по тяжелому медному блоку. Навстречу им, едва расходясь в тесном проходе, несли раненых и убитых.

– Клим-сечен! – монгол, радостно улыбаясь, выступил из толпы воинов, волоча за собой того самого стрелка в рогатом шлеме, который едва не отправил нас к праотцам. Я от души врезал железнику снизу вверх, шлем слетел, и мы с Гришей удивленно присвистнули – на нас затравленно уставился Лешка Кирпичников, командир одного из добров, парень простой и, как нам раньше казалось, надежный.

– Что ж ты, сука… – Панкратов сплюнул, – мы ж вместе… А ты теперь… Увести!

Немного придя в себя, мы с Цендоржем встали в цепочку, передавая на галерею медные блоки и связки штырей, которыми они скреплялись между собой. Наши арбалетчики, засев у развороченных бойниц, тем временем с трудом сдерживали атаки свободников, которые во что бы то ни стало хотели вернуть утраченные позиции.

По мере того как сплошная медная кладка заполняла галерею, бойцы отступали внутрь, и вскоре между нами и свободниками выросла прочная стена, местами кривоватая, но способная выдержать удары ракет врага.

– Этого мало! Закладывайте все, – приказал Панкратов. Сам он наравне с остальными таскал блоки – сейчас на счету был каждый человек.

Наконец после двух с лишним часов ураганной работы мы полностью замуровали галерею. Гриша отправил людей на другие ярусы, посмотрел на нас и покачал головой:

– Вам, парни, надо передохнуть, а то вы до утра не дотянете.

Он был прав – от усталости и какой-то общей опустошенности у меня буквально подкашивались ноги. Вскоре мы уже сидели на верхнем ярусе, в командном пункте башни. Явор принес нам холодной прыгунятины и печеных клубней местной «картошки» в большой глиняной миске.

– Извините, ребята, выпить нечего, – виновато развел он руками и ушел, оставив нас одних. Гришки и его штабных тоже не было – им сейчас забот хватало.

Шум боя еле доносился до нас, и, судя по всему, обозленные неудачей свободники начали ракетный обстрел башни. А раз так, то выходило, что штурм мы отбили на всех ярусах. Но почему-то это не очень радовало меня.

Пока я ел, из головы все не шел этот Кирпичников. Когда-то он считался чуть ли не правой рукой Лускуса. Стало быть, если он тут, значит, и одноглазый тоже. Возможно, он даже командует войсками свободников и послал Кирпичникова во главе штурмовой группы, потому что крепко надеялся на него.

Мысли мои перекинулись на другое. Меченый. Тот, кому я должен рассказать об «объекте зеро». Если это все-таки Лускус, то до него рукой подать. Надо всего лишь выбраться из башни, выйти за стену, перегораживающую Перевал и… И сдаться свободникам?

Нет, такой путь мне решительно не подходил. Как говорится, «на меня косо посмотрели бы тут, и меня плохо приняли бы там». В то же время что-то подсказывало мне, что информация, касающаяся «объекта зеро», намного важнее этой нашей идиотской войны. Впрочем, нет, не идиотской. Мы за последние дни потеряли полторы тысячи человек убитыми, и около пяти тысяч лежали в госпиталях. У свободников, судя по всему, потери намного больше. За что погибли все эти люди? Очень хотелось ответить: «За амбиции своих вожаков и командиров», но, положа руку на сердце, это была бы неправда.

Мы воевали за свободу выбора. А если проще и короче, то – за свободу вообще. Одни понимали ее так, другие – эдак, и идиотизм был только в одном: мы не смогли договориться друг с другом. А там, где разум оказался бессилен и побежден эмоциями, в ход пошли паровые пушки и ракеты из листовой меди…

Мысли, мысли. Они бродили в моей голове, точно стада кочевников. Сейчас, после всей этой кровавой бани на нашем ярусе, хорошо было бы релакснуть грамм семьсот шерхелевской самогонки-шнапса да завалиться спать. Однако я прекрасно понимал, что вряд ли в ближайшее время мне это удастся.

И все же – Меченый. «Объект зеро». Надо будет обязательно допросить Кирпичникова, осторожно, но основательно. А вдруг свободники добрались до воронки, на дне которой ворочается огромное яйцо? А вдруг Лускус уже все знает? А вдруг Меченый – это не он? А вдруг…

Гриша Панкратов, отчаянно матерясь, вбежал в командный пункт, грохоча латами.

– Клим! Они бегут!

– Свободники?! – я вскочил, деревянная ложка выпала из пальцев.